Вениамин Каверин - Девять десятых судьбы

- Ничего.

- А известно вам, что за л-ложные показания...

- Я ответил на каждый вопрос все, что мне известно, - перебил офицер; глаза у него потускнели, лицо передернулось.

Турбин вдруг побагровел и, пробормотав что-то про себя, с силой хлопнул ладонью по столу.

- Вы называете себя п-подпоручиком Литовского полка Лебедевым?

- Да.

- А мне известно, что вы...

Он остановился и докончил спокойно:

- Что вы исполняющий д-должность штаб-офицера для поручений при начальнике третьего конного корпуса поручик Т-Тарханов.

Офицер встал, пошатываясь, и дрожащей рукой схватил со стола протокол допроса.

- Вам было п-поручено д-держать связь с с-советом с-союза к-казачьих войск, - отчаянно заикаясь, продолжал Турбин, - вами была отп-правлена телеграмма Каледину, вами...

Офицер разорвал на мелкие клочки протокол допроса. Лицо его судорожно дергалось.

- Хорошо, - сказал он, наконец, глуховатым, но ровным голосом, - я отвечу на ваши вопросы все, что знаю. Но я ставлю условием мое освобождение и полную возможность уехать отсюда, куда мне угодно.

- В-ваши товарищи по штабу Краснова и по п-политическому управлению К-Керенского были немедленно отпущены по своим частям п-после дачи показаний, - не глядя на него, сказал Турбин.

Тарханов несколько мгновений с напряженным вниманием разглядывал узор ковра; на ковре изображены были букеты и гирлянды, толстый амур летел со стрелой в руках, нога Венеры торчала из-под письменного стола и вокруг плыли облака и цветы, облака и звезды, облака и цветы...

Он качнул головой и начал говорить, с трудом выдавливая из себя одну фразу за другою.

- Совет союза казачьих войск предложил генералу Краснову...

XVI

- Это какая деревня будет?

- Селькилево.

- А эта, напротив?

- А это будет Монделево.

- Ну, спасибо.

Галина кивнула головой и быстро отошла от повозки.

Финн погладил свою бороду, которая росла откуда-то снизу, из рубашки, и замахнулся на лошадь. Тут же он придержал ее и, оборотившись, закричал на Галину.

- Ну, куда посол, куда ты посол? Сута не нужна ходить, там треляют.

И видя, что Галина не оборачивается, он запыхтел, сердито шлепнул губами и погнал лошадь.

В Сельгилеве стреляли. Вызванный с Северного фронта и пришедший уже после перемирия ударный батальон утром 1 ноября застрелил парламентеров Военно-Революционного Комитета и пошел в наступление со стороны Витебской железной дороги.

Редкие ружейные выстрелы прерывались, начинались снова. Изредка принимался работать пулемет.

Галина подошла к лесу и за ним неожиданно скрылась деревня, которую она только-что ясно видела с дороги.

Лес был болотистый, широкие лужи пересекали время от времени заросшую вязкую тропинку. Голые сучья были навалены поперек непроходимых мест, и эти сучья пружинили и скользили под ногами.

Неглубокий окоп встретился ей неподалеку от тропинки; мертвая лошадь лежала возле него, вытянув тонкие, сухие ноги, оскалив желтые зубы.

Деревья стали редеть, и за почерневшими от дождя стволами показались унылые крыши деревни.

Выстрелы стали повторяться все чаще и чаще и, выйдя на открытое место, Галина сразу почувствовала, что дальше нельзя итти так, как она шла до сих пор, что невидимая и знакомая опасность охватывает все вокруг нее: и горбатые стволы деревьев, и голые избы, которыми начинается деревня; это чувство утраивалось тем, что она не видела вокруг себя ни одного человека.

Маленький кусочек коры, взбрызнутый пулей, упал к ее ногам. Она машинально подняла его, размяла в руках и, неожиданно для себя самой, торопливо побежала через опушку к деревне.

Она бежала, подбирая юбку, стараясь держаться сухих мест, прыгая по кочкам.

Пронзительный и тупой визг пуль все учащался, время от времени закатывался долгий, почти непрерывный стук пулемета.

Она бросилась на землю, прямо в холодную вязкую грязь и ползком стала перебираться через опушку.

Замызганная сторожка с провалившейся соломенной крышей была в двадцати шагах от нее. Галина вскочила на ноги и, ничего не чувствуя, кроме желания уйти, укрыться от этого визга пуль на пустом месте, побежала к сторожке.

Маленькая кривая дверь качалась на одной петле, она торопливо распахнула дверь и остановилась на пороге.

В этой сторожке, под низким потолком, между задымленных стен, у разбитых окон стояли, сидели и лежали люди.

Это были красногвардейцы и матросы. Приземистый человек стоял на коленях перед пулеметом - он повернул голову, когда вошла Галина; она успела заметить застывшее, как-будто металлическое лицо, и широко открытый белый глаз.