Роман Казак-Барский - О любви

Должен заметить, что Миттеран каждый раз, как его запрягали в водовозку, ворчал, что он-де потомок породистых верховых лошадей, можно сказать, голубых кровей, вместо того, чтобы ходить под седлом, вынужден, как какая-то беспородная дворняга, телепаться в оглоблях. На что Маргарет замечала, что эти ребята и не таких аристократов обламывали. Своих постреляли, ну а с такими, как он, и вовсе церемониться не станут. Пустят на колбасу - и точка. На что Миттеран обзывал её старой кошелкой и шлюхой. - "Сам блядун", - обиженно возражала Маргарет и отворачивалась к яслям, помахивая кисточкой на кончике хвоста.

В словах обоих была доля правды. Старая Маргарет втайне надеялась, что, застоявшись, жеребец покроет её, и она хоть в последний раз в жизни ощутит в себе настоящего самца и взорвется оргазмом. Но этот хулиган и охальник нашел себе другую забаву и не обращал на неё никакого внимания. Вот тогда-то она и снизошла к ласкам сержанта Аслана Курбанбердыева. К тому же он всегда приносил ей кусок хлеба с солью и кусок сахару, а вот любовница Миттерана - никогда ничего ему не приносила.

"Тем более, - замечал Миттеран, - ты - потаскуха, а я это делаю из любви к жизни. У тебя же нет рук, как у нее. И она хорошо ими пользуется. А как она кричит и трепыхается в экстазе! При этом я извергаюсь, как вулкан. Так что молчи, дубина". - "Извращенец!" - отвечала Маргарет. - "От такой слышу. Я не виноват, что Аслан только и может, что пощекотать тебя своим прыщиком".

Оскорбленная в своих чувствах и отвергнутая Маргарет опускала морду в ясли и хрумкала овсом.

А все началось с шалости Миттерана.

Как-то ранним утром, в субботу, когда было ещё не так жарко, Миттеран привез воду и стоял у кухни в ожидании, когда повар рядовой Гасанов и его напарник рядовой Шубодеров, числящийся рабочим по кухне по причине своей полной безграмотности, вычерпают воду в бачки. Миттеран в это утро проснулся на рассвете, разбуженный грохотом вздымающейся ракеты со сменным экипажем орбитальной станции. Настроение у него было приподнятое, как у всякого причастного к этому выдающемуся действу цивилизации. Накануне прапор Харченко приехал в хозяйство с Зинаидой. Его пыльный газик, уткнувшись носом в стенку канцелярии, стоял с откинутым дверцами, как расхристанный пьяный солдат. После обильных вечерних возлияний под шашлык прапор храпел в комнате отдыха при канцелярии, если этот чулан со старой деревянной кроватью, которую Харченко выменял на "десятке" в гостинице за пудового сома, можно было назвать комнатой. Зинаида же, озабоченная совершенно иными страстями, заспанная и неудовлетворенная в который раз, вышла поутру до ветра. Чтобы едкий тяжелый дух отхожего места поскорее выветрился, она неспеша направилась к кухне, где на врытом столбике голубело алюминиевое полуведро умывальника с примитивным подвижным клапаном. Умывшись и ополоснув рот, она отряхнула с рук капли воды и вытерлась полотенцем. Миттеран, завидев Зинаиду, как натуральный эксгибиционист, вывалил свой розово-черный шланг чуть ли не до земли и косил игриво своим каштановым глазом. Зинаида же не то чтобы не видела так близко лошадей, но не представляла, что жеребцы имеют такой совершенно потрясающий детородный орган.

Она, конечно, не подала вида на людях, что крайне заинтересовалась этой частью конского тела. Ее же внимание к его особе не ускользнуло от Миттерана. Будучи жительницей небольшого ткацкого городка нечерноземной полосы России с превалирующим женским населением, Зинаида росла в далеко не целомудренной среде. Она была девушкой "в теле", и, опасаясь упустить свой шанс из-за дефицита парней, рано отведала запретный плод. Ей не было и шестнадцати. Заезжий художник пригласил её позировать ему для картины "Русская мадонна" и уже на втором сеансе лишил её девственности. Ни тот, ни другие разы не принесли Зинаиде ни приятных ощущений, ни возвышенных чувств. И стала она сомневаться в своей полноценности, пока знакомый доктор, пытавшийся по-научному разуверить её в этом сомнении, не пришел к выводу, что хорошо бы ей податься туда, где много молодых мужиков, чтобы, не стесняясь, подыскать себе подходящего партнера.

Зинаида завербовалась на Космодром в официантки военторговской столовой. Очень скоро заведующая столовой, прикинув на глазок Зинкины прелести, перевела её в спецзал, где кормились члены Госкомиссий. Обрядив её в коротенькую юбку и глубоко декольтированную безрукавную блузку, завстоловой полагала, что способствует поднятию творческой энергии государственных комиссаров для ещё лучшего решения задач укрепления боеспособности ракетных войск и советской космонавтики. Комиссары же, в основном люди не молодые, более заглядывали ей под юбку и меж рвущихся на волю высоких грудей, не отваживаясь на более решительные действия. Те немногие эпизоды, случавшиеся в приличных номерах гостиницы на "десятке", куда её иногда приглашали, лишний раз убеждали, что контингент комиссаров, истощенный нервным перенапряжением своей мысли, совершенно ей не подходит. Вот тогда-то в кафе и закадрил её прапор Харченко. Мужик он, правда, был женатый, имел двоих детей, но это для Зинаиды не имело никакого значения. Из рассказов товарок и из фильмов, которые нынче крутили на видиках, Зинаида представляла, как э т о должно быть. И потому настойчиво искала свой шанс. Я вовсе не осуждаю её за это, как это делают некоторые человеки, обремененные разными условностями. В конце концов, всякая тварь живет на свете, чтобы испытать восторг жизни. Надеюсь, и меня со временем не минет чаша сия, как любит выражаться Варфоломеев Иоанн Денисович.