Наш "Квадрант", супертраулер, шел, слабо посвечивая огнями, и казался намного живее в сравнении с океаном, окунувшимся во тьму, молчаливо стелящимся под нами и как бы привычно вычеркнутым из сознания. Экваториальные воды, морское захолустье, ставшее когда-то ловушкой для сбитых американских летчиков. Многие были съедены акулами. Одно время здесь обитал криль, морской рачок, его выловили. Теперь суда пробегали эти места без задержек.
Вспомнил, что хотел искупаться. У нас был самодельный бассейн из брезента, выгороженный между траловыми лебедками. Темень, бассейн пустой какая благодать! - я перевалился через бортик, растянулся на воде... Где мы плыли? Трудно определить, звезды чуть горели. Лишенные своей чудовищной тяжести, они висели в оторванности пространства, глядя отчужденно. Совсем другой взгляд, чем у наших звезд, в Северном полушарии. Но их схематический порядок был мне знаком. Вчера прошли острова Фиджи, оставили к северу Соломоновы острова. Получалось, что где-то на траверзе острова Пасхи. Не имело смысла гадать, так как до той страны, куда мы шли, еще пару недель этого бесконечного, нескончаемого, неостанавливаемого движения...
Кажется, я уснул. А в это время в рулевой меняли курс. Вахтенный матрос, по-видимому, резко переложил руль, и почти вся масса воды одним толчком выплеснулась из бассейна. В одно мгновение я оказался в море, за бортом; я попался на пустяке, - и это не сон, не наваждение! Я воспринял под собой колебание бездонной толщи, а потом различил, как близко прошел, как прокрался отделившийся от меня темной тушей "Квадрант". Пароход уходил, превращаясь в горстку огней.
Я смотрел из воды, как он уходит, осознавая это разделение: что делать? Куда плыть?.. Поплыл за пароходом, ведь там находилась моя койка с простынями, еще не просохшими от пота. Мне даже в голову не приходило, что я попал в ситуацию, из которой нет выхода.
Разве кто меня заметил? А если и хватятся к утру, то откуда им знать, в каком я месте?
Надо было себя занять, и я плыл, и плыл, удовлетворяя тягу застоявшихся мускулов к воде, обращая внимание на то, что попадалось под руки: сорванные кокосовые орехи, сломанные ветки пальм - из каких-то не ведомых мне туземных деревень. Выпрыгивая из воды, перелетали через меня и шлепались с плеском стайки летучих рыбок. Ничего нет удобней, как плыть на такой глубине. Надеялся на течение, что оно подхватит меня. Но океан был, как стоячая лужа; я стал уставать. Ложился на воду и отдыхал, представляя, что лежу в бассейне. Снова плыл, уже впадая в дрему, в забытье, как сквозь слой бессознания. Порой нога нащупывала холодную струю, я отдергивал ногу: искал одеяло. Представлялось, что раскрылся во сне. Хотел завернуться с головой, уснуть. Меня ожидал сладкий сон, когда войдет ко мне, быть может, под стук капель дождя, как давно тогда, моя Герцогиня... Желая закопаться поглубже, я приподнял голову, чтоб набрать воздуха. Вдруг увидел "Квадрант": пароход в дрейфе, может, в сотне метров от меня...
Что там случилось: поломка в машине? Или решили испытать новый трал?..
Подплыв, ухватился за трап, свисавший почти до воды. Обычный штормовой трап; вчера, крася на подвеске за бортом, я забыл втянуть его обратно. Вскарабкался наверх, преодолевая сильнейшую дрожь в уставших ногах.
Бассейн пустой - какая благодать! - и я снова плюхнулся в него. Плаванье мое закончилось благополучно. Подтянул к глазам руку с часами: сосчитал, что пробыл в воде три часа... Не могло такого быть! Может, сбита часовая стрелка? До меня начало доходить, что я ведь не просто искупался. Как, например, в бухте Кит возле Посьета. В таком море побывать и вернуться, - все равно, что явиться из космоса...
Отчего же я не радуюсь, что живой? Или это не я, а кто-то иной совершил ночное плавание?.. Тут я вспомнил: когда перелетал с водой через бассейн, мой палец попал в дыру, в порванность двухслойного брезента, обтягивавшего бортик бассейна. Мог вполне задержаться на одном пальце, нечего было падать за борт. А если я упал, то хотел искупаться, - и нечего голову ломать! Объяснив так, я почувствовал, как искры пробежали по телу: кровь запульсировала, скованные мышцы начали оживать. Забилось сердце, и, в тон с его ударами, отозвалась, затрепетав, обрываясь в истоме, измученная пленница, душа моя...
Господи, оказывается, она боялась и радовалась, что спаслась! Внезапно меня объял ужас: как теперь проживу?
2. Мой стол
Мой стол, к которому я приник, передавал мое состояние. Покрытый пылью, с разбросанными в беспорядке бумагами, в пятнах чернил и брызгах от ученической ручки, он уже не упрекал и не звал к себе. Неказистый стол, на ножках, стоял бы в каком-либо учреждении, нагруженный казенным мусором. Обслуживал лысую крысу в нарукавниках, много ли радости от нее? Но столу повезло: достался большому писателю и познал священное его ремесло.
Читать дальше