Константин Станюкович: Русские американцы

— И много умирало?..

— Порядочно… Случалось, в лето из двух тысяч ра­бочих человек сто умирало, царствие небесное! Сказы­вают, и больше мрут!

— А больницы?

— Кое-где были; на одном участке ничего себе боль­ница была — инженер-то был человек недурной, а то и так мёрли, без больниц…

— Стало быть, рабочим работа на железных доро­гах заработки плохие дает?

— Сами рассчитайте. Положим, получил он всё сполна, — это выходит в год рублей двести — самое большое. Да ведь дают-то дают по малости, урывком больше, и он ее, эту малость, что от подачек останется, либо пропьет, либо прохарчит, и кончится так, что как рабочий пришел, так и ушел ни с чем. Штрафы да про­гулы!.. прижимка большая!.. Вот оно что-с! Однако, про­щения просим… Станция. Надо поглядеть штукатуров… Мы штукатурной работой балуем!

— Он вас норовит нагреть, а вы его! Он вас, а вы его! Это и называется соорудить железную дорогу!

Так в откровенной беседе, после двух-трех бутылок доброго вина, объяснял мне истинный, по его мнению, смысл железнодорожного дела новый мой знакомый ряд­чик, из грамотеев, слывший за выжигу и пройдоху.

— И если б только мне когда-нибудь получить кон­цессию, — продолжал он, — ну, самую что ни на есть плюгавенькую, просто совсем ледащую, то я бы-с не одну школу, а хоть десять устроил. А эту что ни есть несооб­разную газету «Деятельность» в пятидесяти экземплярах мог бы выписывать.

— Отчего ж вы не хлопочете?

— Отчего? Известно дело, оттого, что связей и руки́ нет. Вот отчего. Эх! хотя бы повертеться около, хоть бы ее, ехидную, за хвост подержать, и то бы враз челове­ком стал!

— Да ведь другие начинали же без ничего?

— Другие!!! Эти другие, милостивый государь, пер­стом отмечены. Это таланты!.. Гении!.. Будь у меня Шлемкина голова, я бы миллионами, — что миллионами, сотнями миллионов ворочал бы! А то и беда, что я не ге­ний… Я просто выжига подрядчишко… Я — будем говорить просто — рядовой, а не полководец. Я стихоплет, а не поэт… А в таких делах надо быть поэтом, творцом… И Шлемка, в своем роде, Шекспир.

Я несколько усомнился.

— Сомневаетесь! Не удивляюсь, потому вижу, что вы не вдумывались еще в эти вопросы… Вот теперь мы с вами смотрим на эту грязную улицу и видим на ней длинный уличный забор… Что мы с вами из него, из этого полугнилого забора, выжмем? Шиш!.. У нас с вами и в мысли не придет выжать из забора что-нибудь больше шиша!.. А эти, перстом отмеченные, из таких заборов вы­давливают рельсы и подвижной состав!.. Понимаете ли музыку?!

— Не совсем…

— Для вас и для меня — это забор, а для него, — не без таинственного благоговения продолжал рассказ­чик, — для него, говорю, это материал для творчества. Он забор сломал и представляет проект из этого самого, плюгавого, забора соорудить какую-нибудь каверзу в виде бульвара с фонтанами для благочиния. И та́к он этот бульвар опишет, что никто против бульвара устоять не может. Оно, конечно, он смажет — предполагается, на смазку денег раздобыл — а там утверждение, одобрение и субсидия… Бульвар готов, фонтаны бьют, благочиние сохраняется, а у него-то, понимаете, у него — очистилось! Понимаете ли это слово? Очистилось двести тысяч или, может, и больше рублей… Вот вам и забор!!.

Я недоумевал.

— А есть у него двести тысяч, это, значит, у него полсвета! Он их в банки прятать не станет. Шалишь! Знаете ли, что он с ними сделает?

— Не имею никакого понятия.

— Он на эти деньги без мыла вонзится в концессию. Первым делом, он у какого-нибудь подходящего чело­века на аренду имение возьмет…

— Да разве это выгодно?..

— Птенец!.. Вы думаете, что он аренду возьмет с целью жить на доходы с имения и погрязнуть в глуши?.. Птенец вы, больше ничего. Он не мещанин… Ему надо простора, жизни, миллионов!.. Он возьмет имение на аренду и скажет подходящему человеку: «Имение ваше — дно золотое… Почем прикажете?» — «Да десять тысяч в год, полагаю, не обременительно». — «Еще бы, ваше-ство, я полагаю, что необременительно». И начи­нает он арендовать. Проходит год, а он вместо десяти тысяч, шлет пятнадцать и объясняет, что «не взыщите, имение, мол, приносит страсти». Проходит еще год, и он высылает двадцать тысяч, объясняя, что-де «урожай сам-пятьдесят — имение — не имение, а вилла Эдем»… Подходящий человек радуется и видит, что имеет дело не с канальей, а с человеком…

— И действительно имение приносит такой доход?

— Совсем птенец! Имение — это фикция. Доходы с него — миф, могущий приятно обманывать только того, кому обманываться приятно… Доходы сказочные — это посев, который впоследствии он соберет сторицей… Про­чувствовали ли вы, что это не мелкий человек, не прощалыга какой-нибудь, который удовольствовался бы кро­хами от аренды, по пословице: «Курочка по зернышку клюет, а сыта бывает»? Уразумейте, юнец, что это орел, в облаках парящий, но на земле добычу зрящий, не из зернышек состоящую.