Федор Кнорре - Ложь

Изредка он начинал скулить, заглядывал Леве в глаза и теребил его лапами: дескать, что ж мы тут сидим? Давай что-нибудь делать! Хоть полаем, попугаем этих, которые вломились в наш дом. Лева его поглаживал, и Полкашка, понимая, что надо все это перетерпеть, переминался, вздыхал и снова усаживался на место, стараясь не скулить вслух.

О Леве, кажется, совсем позабыли, а грузовик уже готовился уезжать на станцию. Наконец Лева подошел поближе и спросил:

- Папа, можно нам с Полканом поехать на грузовике?

Отец, возбужденный, вспотевший от криков: "Заноси, заноси!", "На попа его ставь!", "Этого не кантуй, ребята!" - причем Лева отлично видел, что и без отцовских криков все заносят, где надо, и "ставят на попа", и не думают кантовать, - отец заметил наконец Леву, подумал и сказал:

- Правильно, поезжай, будешь там за вещами приглядывать... А куда ты Полкана тащишь? Привяжи его здесь.

- Я без Полкана не поеду! - сказал Лева тихо, чувствуя, что у него замирает под ложечкой.

- Не суйся, пожалуйста, в мои распоряжения. Мы действуем организованно. Ты едешь с грузовиком, стережешь вещи у багажной конторы. Ясно? Мы с мамой приедем позже на "Победе" с легкими вещами и привезем Полкашу. Понял? Выполняй. Где у нас дисциплина, а, брат?

- Я поеду, - с тоской сказал Лева. - Только надо заранее на Полкана билет взять.

Грузчики засмеялись, а отец покачал головой.

- Надо отдельное купе Полкашке! - весело сказал знакомый шофер Терентьев. - Залезай, малый, наверх! Поехали!..

До прихода поезда оставалось немного больше часа. Потом немного меньше часа, потом чуть больше получаса, а затем время побежало вдруг очень быстро, и уже дежурный вышел на платформу, зевнул и сказал: "Сорок восьмой уже вышел, будет через двенадцать минут". Всего двенадцать минут, а Лева все еще был один на станции и то ходил смотреть на часы, то выбегал на крыльцо, посмотреть, не покажется ли машина из города. Делать ему было совершенно нечего, даже ящики, привезенные на грузовике, давно уже куда-то унесли.

Больше всего его волновала мысль, что надо будет покупать собачий билет для Полкана, а около кассы стоят, столпившись, человек десять, и папа может не успеть взять билет. А может, Полкашку посадят одного в товарный вагон, где будут одни ящики и чужие люди, и он будет там тосковать один и думать, что его предали и бросили?

В двадцатый раз выскочив на крыльцо станционного здания, выходившее на площадь, Лева чуть не вскрикнул от радости: синяя "Победа", плавно заворачивая, уезжала обратно, а папа с двумя провожавшими его товарищами и мамой, с чемоданами и свертками в руках, громко разговаривая, торопливо поднимались по ступеням.

- А Полкашка? - оглядываясь, спросил Лева, и выражение лица у него сделалось такое, что мама поморщилась и сказала папе:

- Ну вот!.. Я тебе говорила, что будет!

- Давай-давай! - с веселой развязностью подтолкнул Ефим Ефимович Левку чемоданчиком. - Полкашку нашего Терентьев в следующий рейс обещал захватить. Идем-ка пока к поезду, на платформу...

- Папа, где Полкашка?.. Оставили? - спросил Лева, чувствуя, что у него холодеет кожа на щеках.

Он почти бежал по залу ожидания следом за отцом и заглядывал сбоку в его лицо - в это нехорошее, фальшиво добродушное, непроницаемое лицо взрослого человека, свысока обманывающего маленького.

- Я говорила! - сказала мама, сочувствуя Леве, но вступаясь все-таки за отца. - Левочка, не приставай к папе, сейчас не до капризов... Приедем на место, папа тебе достанет собаку лучше Полкашки.

- Овчарку куплю, породистую. Такую, как волк! Хочешь?.. - Они уже вышли на платформу. - Пятый вагон вот тут остановится, ставьте вещи сюда, сказал отец.

Леве стало трудно дышать, трудно выговорить слово, и в то же время ему было необходимо сказать что-нибудь самое ужасное, оскорбительное, восстать против несправедливости отца, который его обманул, бросил друга лохматого, преданного до гроба Полкашку... И все, что он слышал, лежа под медвежьей шкурой, все, что лежало тяжелым камнем у него на сердце с того самого дня, слилось вместе в чувство, близкое к ненависти. И, глядя снизу вверх отцу в лицо, он раздельно выговорил:

- Я с тобой не поеду!

Это было так нелепо, что все замолчали, а мать слегка ахнула.

- Лева, мальчик, опомнись!..

Совершенно не зная еще, что будет делать, Лева повернулся и быстро пошел к выходу.

- Лева!.. Левка, кому я говорю! - кричал ему вслед отец, но в его голосе было больше растерянности, чем угрозы. Наконец он кинулся сам следом за Левкой и, догнав его уже у выхода на площадь и начиная злиться, грубо схватил его за руку. - Что с тобой случилось? Сейчас же говори.