Федор Кнорре - Никому, никогда

- Все верно, так и было, - быстро проговорила женщина.

- Очень тяжелое положение было в том районе, потери крупные, так что при ней остался только один человек, поскольку он к строевой службе был непригоден, раненый...

- Да, именно Духанин.

- Правильно, видите, как мы с вами одинаково знаем.

- Раненый, да. У него четыре пальца на руке взрывом гранаты были оторваны, знаю... И он родной ваш брат был?.. Вы сказали, единственный, родной?.. А вы его любили, правда? Ведь, бывает, и брат, а так, почти чужой. Когда он погиб, для вас это действительно было горе? Я вижу, что да, раз вы молчите, я вижу... А вы знаете, что вот такой, раненый, он ее на руках по болоту нес, не один день, она не могла вспомнить потом сколько - у нее все тогда мешалось от боли... И потом они вдвоем жили в землянке, на брошенной старой партизанской базе. Она лежала на боку, она сама даже повернуться долгое время не могла. Четыре месяца лежала и лежа работала на рации, выходила в назначенный час в эфир, а ваш брат был все время с ней. Лес вокруг них два раза прочесывали. Связные к ним с трудом пробирались, редко взрослые, чаще всего мальчишки из деревни - те все норки, все кочки на болоте знали и ничего не боялись. Вы все это знаете?

- Конечно... так я себе все и представлял.

- Не знаю, как вы себе представляете, только подумайте, если вы действительно любили своего брата... Ну, не так, как я, всем сердцем, мою Лелю-маму, а хоть краешком сердца. Нет, другой человек всего представить не может: ведь все эти месяцы они жили на самом краю гибели, работали, иногда голодали, и она, моя Леля Гедда, была почти парализована - кроме рук, совсем беспомощна, а он ее поворачивал, бинтовал, кормил, обмывал, как сиделка, нянька, свой последний платок, свою рубаху отдал и сам стирал ей... укладывал спать и под руку клал ей гранату, чтоб, если понадобится, сразу нашла в темноте... Вы понимаете, что после такого она помнила его всю жизнь, даже когда сказали, что он погиб...

Она замолчала, борясь со слезами, и Старик невнятно, успокаивая, пробормотал:

- Я понимаю... как же... Такая память в любом человеке сохраняется...

- Не понимаете! - с какой-то горькой досадой проговорила женщина устало. - Вы думаете, благодарность или что-то в этом роде? Ничего не поняли, я ничего не сумела... Да вам очень ли нужно, что я рассказываю? Это мне один раз в жизни хотелось все рассказать не совсем чужому для нее человеку, вы все-таки... - ее голос потеплел, - Ду-ха-нип. Это заветное слово было у нас.

Женщина вдруг радостно, с проснувшейся милой веселостью сказала совсем другим голосом:

- Я вижу, как вы стараетесь показать, что не волнуетесь, а на самом деле волнуетесь - вот я вам и верю, что вы хотите все знать... А что еще?.. Леля Гедда была пианистка. До того, как стала радисткой... Этого вы не знали? Знаете, те месяцы их в землянке, когда оттаивало подмерзшее болото, - в землянке, куда он ее отнес после того, как она расшиблась о деревья, да вы знаете, но я не об этом... Она совсем не могла спать по ночам от боли, долгими темными ночами, и он не спал ради нее тоже, он ведь ничего не мог сделать, только крепко держал ее за руку, чтоб чувствовала, что она не одна на свете в темноте, со своей болью... Нет, он пробовал ее утешить, и так неумело, от жалости к ней такие вещи говорил нелепые, что она иногда среди боли начинала смеяться над ним, и он тогда радовался. Лучше его человека на свете не видела - это она мне говорила, ведь мы с ней были как сестры... А потом, когда уже немножко поправилась... она стала... Вы представьте: кругом болото, которое одно их и спасает, а дальше гудит громадный черный лес в темноте, а Леля лежит и своим чистым, тоненьким голоском тихонько тянет, поет ему все песни, какие вспомнит, а потом просто фортепианные концерты, сопаты... какой-нибудь "Карнавал" Шумана, "Шахразаду", "Песню без слов"... поглаживает гранату ладошкой и поет, отдохнет и опять... и каждая ночь для них может быть последней... Вы что?

Старик не отвечал минуту, потом с натугой выдавил:

- Трудно слушать... когда хорошее...

- А мне все легче на сердце становится, я все в себе держала, после того как ее не стало. Мне нужен был кто-то "оттуда", кто что-то знает... И вот вас расстроила.

- Это все истинная правда, что вы говорите. Нет, что вы? Разве я все это знал? Я многого, многого не знал. Вы мне открыли... Я не расстроен, а это я так...

- Да, вот еще, знаете что? Когда из деревни прибежали мальчишки с криком и воплями, она легла грудью на рацию, прижав гранату к груди, чтобы взорваться вместе, вцепилась в предохранитель, а он стоял в дверях, для автомата у него была приспособлена такая рогуля, чтоб он мог одной рукой стрелять. Что вы? Забыли, у него пальцев-то на руке не было?..