Потом Митя сел на сухой песок, обхватив руками колени, а Владя все еще продолжала медленно бродить по воде. Маленькие серые волны длинными рядами непрерывно бежали к берегу, как вдруг их гребешки начали розоветь - низкое солнце быстро поднималось над краем моря, и подул, точно проснулся, свежий ветерок.
После некоторого раздумья Митя сосредоточенно начал натягивать на ноги мокрые носки.
- У меня такое ощущение, - сказал он, морщась от усилия расправить складки, - что на меня обрушилась целая гора информации. За эти сутки.
У Влади застыли ноги, она вышла на берег и молча присела рядом с Митей, подобрав ноги под юбку.
- Я узнал, например, что можно любить человека и не знать этого. Или знать, но позабыть об этом.
- Я надеюсь, что это про бабушку, а то я, пожалуй, пойду!
- Нет, не надейся, - так печально сказал Митя, что она удивленно к нему повернулась и посмотрела очень внимательно. - Это про всех нас. Мне, по-видимому, казалось, как другим идиотам, что мир устроен так, что люди делятся на такие категории: молодежь - один сорт, папы-мамы - другой, старики - третий... А в жизни все вокруг нас и сами мы непрерывно и очень быстро движемся. Я вдруг понял, что мы с тобой - это то же самое, что наша бабушка, что нет никаких людей - старух и людей - молодежи, а есть только люди - люди. У одних на календаре вторник. У других суббота. И календарь все время меняется, листок за листком, как ему и полагается. И пока есть еще время, надо стараться хоть не обижать друг друга, потому что это только кажется, что до субботы еще далеко и можно пока повалять дурака и посвинячить... Я не подозревал, например, что люблю бабку, я даже не знал этого. Я догадывался, но так и не додумался, что я и тебя люблю! Тихо!.. Ты дослушай. Тебе еще может не очень понравиться, как я тебя люблю. Не знаю, как это объяснить... Мы проходим каждый день через десятки дверей, и все двери как двери: в метро, в институт, в кафетерий, в кино, в магазин, к знакомым, к себе домой, к другим знакомым...
- Девчонкам.
- Девчонкам. В парикмахерскую, где оставляешь у дверей пальто и шляпу... И вдруг натыкаешься на другие двери, где при входе ты оставляешь все: возраст, почетное звание, образование и положение в своем главке, остроумие и модную прическу - все это перестает иметь какое-нибудь значение за этой дверью. И именно за этой дверью мы встречаем человека, которого любим и ничем не можем ему помочь, кроме того, что... ну просто его любить... Я, кажется, повторяюсь? Ну, как в больнице - милый тебе человек лежит при смерти, ты входишь и смотришь, как он лежит, и ничем не можешь помочь, ничего дать... разве яблоко... или несколько колышков. Улыбнешься и погладишь ему руку на прощание, и все золото мира, все чины и звания за этой дверью не имеют цепы. Но то, что там имеет цену, - это уже настоящее.
- Негодяй ты! - неуверенно сказала Владя. - Ты, кажется, меня растрогать решился? - И отвернулась.
Несколько жестких узеньких травинок с острыми, сухими кончиками трепетали на ветру в желтом песке у самых ее ног. Она вырвала одну, поднесла ко рту, стала жевать сухой стебелек.
- Ты вот к бабушке ездила, оказывается. Я хочу, чтоб ты знала, что я тебя считаю, помимо всего, удивительно славным парнем.
- Иди ты... Говорят, ты женился?
- Не-ет... Не вышло. Я было собрался, но, к счастью, злость у меня уже поостыла, и я решил не дурить.
- Злость?
- Что же, ты не понимаешь! Ну, злость на тебя, на себя, ну, на нас обоих, что мы так дурацки разошлись. Не одна злость, а целый мешок разных таких поганых чувств, которые зудят и сверлят тебя делать все назло, наоборот, раз не вышло по-твоему... Нет, я-то не женился. А вот мама в ужасе от твоего поведения. Говорят, ты пользуешься успехом.
- Я им не пользуюсь, успокой маму.
- Но ты его имеешь! Не слепые же они там все у тебя в институте. К тебе пристают?
- Мне объясняются в любви. Ты про это хотел узнать? Да, да, безусловно, да.
- Так я и знал!
Владя выплюнула травинку изо рта.
- Если что способно меня вывести из равновесия, - это объяснения в любви. - Мужским голосом она тупо забубнила: - "Вы мне нравитесь. Мне нравится, какое у вас лицо. Запах ваших волос. У вас красивые колени. Я люблю ваши глаза".
- У-у, сволочь! - с ненавистью процедил сквозь стиснутые зубы Митя.
- Скажет и ждет, что будет. Судя по романам, я должна вся раскиснуть, до того это трогательно, а по-моему, это больше всего похоже на гастроном, где выбирают, какая рыбка, какая ветчина и вино по вкусу, и ждут, пока завернут... Тебе нравится? Да мне-то, черт бы тебя взял, что за дело, что мои колени и глаза тебе понравились! Я не набор из гастронома!
Читать дальше