Федор Кнорре - Шорох сухих листьев

Платонов постучал в дверь, и Митя, повернувшись спиной, тоже стукнул раза два каблуком. Миша залился лаем за дверью, послышались торопливые шаги, и за мгновение до того, как дверь отворилась, Митя разразился ужасающим, пронзительным, визгливым хохотом.

- Что это такое? - изумилась Казимира, открывая дверь.

- Кло-ван хохочет! - объяснил Митя и тихонько засмеялся от удовольствия.

- Приехали?.. А кого это вы привели? - волнуясь, спрашивала тетя Люся, заглядывая в сени из комнаты, где виден был стол, накрытый парадной скатертью.

- Да вот тигр какой-то, ничего, он посидит с нами, пока его бабушка не вернется.

Митя пододвинул себе стул и сел, ничего не трогая, только деликатно уставясь и не отрывая глаз от колбасы.

Когда уже все сидели за столом и пили чай, Платонов на жадные вопросы потихоньку начал рассказывать о поездке, еще сам не зная, что ответить на вопрос, хорошо ли он съездил.

Больше всего спрашивала Казимира Войцеховна, она знала Наташу, даже преподавала когда-то ей гимнастику и теперь беспощадно гордилась этим своим преимуществом перед бедной тетей Люсей.

Митя доел свою порцию колбасы и, задумчиво глядя в потолок, ни к кому не обращаясь, проговорил с угрозой в голосе:

- Бабка бесится!

Казимира предложила проводить его до дому, но Митя сказал:

- Нет, я с этой теткой не пойду. Пойдем ты со мной.

Они с Платоновым прошлись до ящиков в сопровождении Миши. Бабки все еще не было, и они вернулись опять за стол, и Митя сказал, что в таком случае он может съесть еще колбасы.

- Но вы заметили, Николай Платонович, Наташа сохранила фигуру? озабоченно спросила Казимира, и, когда Платонов, подумав, подтвердил, что сохранила, она удовлетворенно сказала: - У нее была превосходная фигура и хорошие данные. Если бы она занималась со мной и дальше, я бы выработала из нее незаурядное явление в области художественной гимнастики.

- Но она очень рада была вас увидеть? Николай Платоныч? Очень рада? коротко спрашивала тетя Люся. - Ну, скажите, это же так важно... Она заплакала?

И Платонов, чувствуя, что уже рождается и начинает создаваться легенда, которая, наверное, украсит жизнь в этом доме двум старым женщинам, покладисто пошел навстречу:

- По правде говоря? Она плакала, да... Это было в кухне, около холодильника, у окна, из которого видна была вся Москва в огнях...

И тетя Люся просто расцветала, укрепляясь в своей жизненной воре в то, что доброта, верность и любовь всегда оказываются победителями в жизни.

- Она не говорила, что собирается приехать? - вся подтянувшись, строго спросила Казимира.

- Я сам еле отговорил ее ехать сейчас же, - устало улыбаясь, сказал Платонов. - Но она все равно приедет, обязательно, она очень хочет вас обеих повидать, я правду говорю.

- Ну вот теперь, наверно, бесится! - уверенно сказал Митя и зевнул. И действительно, в дверь тотчас же постучали, и это оказалась Митина бабушка, которая вернулась с работы и теперь бегала, обстукивая все соседские дома.

- Ну, какой сатаненок мальчишка, - говорила она, - на час одного оставить нельзя, то волчиные глаза увидит, то со двора прочь сбежит...

Митя, выворачиваясь винтом в ее руках, на прощанье крикнул, когда его уводили, Платонову:

- Я к тебе теперь часто приходить буду!

Казимира Войцеховна заметила, какой усталый и тревожный вид у Платонова, и прекратила сама и тете Люсе не позволила продолжать разговоры. На этот раз Платонов был ей благодарен. Он потихоньку разделся и лег прямо под раскрытым окном, спеша приготовиться к тому, что будет попозже ночью. По долгому опыту он знал, что будет обязательно.

Он лег, устроившись как можно поудобнее, поставил около себя воду, разложил лекарства, обыкновенные и самые аварийные, и так, заняв оборону, стал ждать приближения противника.

Прощаясь с ним на ночь, тетя Люся положила на стул, под ночную лампу, конверт. Немного погодя Платонову надоел его загадочный нераспечатанный вид, и он потихоньку вскрыл конверт и, сразу улыбнувшись от удовольствия, стал читать.

Писала Вика.

"Мы не хотим написать Вам, Николай Платонович, "уважаемый", потому что это пустая форма, а мы против всех пустых форм. Поэтому мы к Вам обращаемся так: дорогой Николай Платонович! Мы, трое, приходим к Вам каждый день и ждем Вашего возвращения, потому что пронесся слух, будто Вы уехали и не вернетесь. Мы знаем, что это неправда, - Вы бы с нами хоть попрощались, но все-таки на всех наших трех душах - неспокойно, и мы оставляем это письмишко, цель которого сообщить для Вашего сведения о том, что мы трое окончательно выбрали себе будущую жизненную профессию.