- А, здоровеньки были! Тут вы? Молчите или не молчите, это как себе хотите, а мне должок припасайте, потому что срок завтра, утром раненько. А я ждать не стану, вот что!
И после этого опять шел дальше по улице, и его тень бежала с ним рядом, да такая черная-пречерная, что мельник, человек книжный и всегда готовый при случае пошевелить мозгами, думал про себя:
"Вот какая черная тень, даже удивительно!.. На человеке надета свитка белее муки, а тень от нее чернее сажи..."
Тут поровнялся он с шинком жида Янкеля, что стоял на горке, недалеко уже от выезда. Шабаш уже кончился с закатом солнца, но все-таки в шинке хозяина не было, а сидел жидовский наймит Харько, который всегда заменял Янкеля и его бахорей по шабашам и в праздники. Он зажигал им свечи и принимал своими руками деньги от людей, потому что жиды - это уж всему свету известно - строго наблюдают свою веру: ни за что в праздник ни свечей не зажгут, ни денег в руки не возьмут: грех! Все это за них и делал наймит Харько, из отставных солдат, а Янкель, или Янкелиха, а то и бахори только следили зоркими очами, чтобы как-нибудь пятак или там двадцатка вместо выручки не попала каким-нибудь способом в карман к Харьку. "Хитрый народ, ой и хитрый же! - подумал про себя мельник.- Умеют и богу своему угодить и грошей не упустят. Да и разумный народ, это тоже надо сказать,- где нашим!"
Он остановился у входа в шинок, на площадке, крепко утоптанной множеством людских ног, что толклись тут и в базар, и в простые дни, всю неделю,- и спросил:
- Янкель! Эй, Янкель! Дома ты, или, может, тебя нету?
- Нету, не видите, что ли? - отвечал наймит из-за прилавка.
- А где?
- Где - в городе, вот где,- отвечал наймит.- Вы разве не знаете, какой у них день?
- Какой?
- Иом-Кипур!
"Вот объяснил, так объяснил!" - подумал про себя мельник. А надо вам сказать, наймит этот человек был письменный и гордый. Любил задирать нос кверху, а особливо перед мельником. На клиросе читал, пожалуй, не хуже мельника, только что голос имел с трещиной и забирал в нос. Поэтому в "Часослове" еще мог с Филиппом Гладким тягаться, а уж в "Апостоле" никаким способом. Зато в чем другом ни за что, бывало, не уступит. Мельник скажет одно слово, а он ему навстречу другое. Мельник скажет иной раз: "не знаю", а наймит тотчас: "а я так знаю". Неприятный человек... Вот и теперь загнул такое слово, что мельник даже под шапкою ногтями заскреб, а он радуется.
- Да вы, может, и теперь не догадались, какой это день?
- А что мне и знать всякий жидовский праздник! - ответил мельник с досадой.- Разве я у них служу или что?
- Всякий? То-то вот и есть, что не всякий! Сегодня у них такой праздник, что только раз в год и случается. Да еще я вам скажу: такого другого праздника на всем свете ни у одного народа не бывает.
- Ну, вы скажете!
- Про Хапуна, я думаю, и вы слыхали.
- А?
Мельник только свистнул,- как же это он в самом деле не догадался? - и заглянул в окно жидовской хаты. Там, на полу, были разостланы сено и трава, в двойных и тройных светильниках горели тонкие сальные свечки-мока'нки и слышалось жужжание как будто от нескольких здоровенных, в рост человека, пчел. То молодая, недавно взятая еще Янкелем, вторая жена и несколько жиденят, закрыв глаза и чмокая губами, жужжали какие-то молитвы, в которых слова схватить было невозможно. Однакоже было что-то такое в этом молении удивительное: казалось, кто-то другой сидит внутри жидов, сидит и плачет, и причитает, вспоминает и просит. А кого и о чем? - кто их знает! Только как будто бы уже не о шинке и не о деньгах...
У мельника стало от той жидовской молитвы что-то сумно на душе,-и жутко, и жалко. Он переглянулся с наймитом, которому тоже слышно было жужжание из-за корчемной двери, и сказал:
- Молятся!.. Так, говоришь, Янкель поехал в город?
- Поехал.
- И что ему за охота? Ну, как его-то как раз Хапун и цапнет?
- То-то и оно! - ответил наймит.- Кабы так на меня. то даром, что я воевал со всяким басурманским народом и имею медаль,- а ни за какие бы, кажется, карбованцы не поехал. Сидел бы себе в хате,- небось, из хаты не выхватит.
- А почему? Если уж кого схватить, то схватит и в хате. Почему в хате нельзя?
- Почему?.. Если вам нужно выбрать шапку или хотя рукавицы, вы куда за ними пойдете?
- Да никуда, как в лавку.
- А почему в лавку?
- Потому что в лавке шапок видимо-невидимо.
- Вот то-то и оно. Посмотрели бы вы теперь в синагоге: там тоже жидов видимо-невидимо! Толкутся, плачут, кричат так, что по всему городу слышно, от заставы и до заставы. А где толкун мошкары толчется, туда, известно, и птица летит. Дурак бы был и Хапун, если бы стал вместо того по лесам да по селам рыскать и высматривать. Ему только один день в год и дается, а он бы его так весь и пролетал понапрасну. Еще в которой деревне есть жид, а в которой, может, и не найдется.
Читать дальше