Если бы не находчивость Савича, трудно сказать, чем бы окончилась эта ссора.
- Господа! - воскликнул Савич. - Вы только что были свидетелями покушения на мою свободу мышления со стороны Петра Сапожкова, пытавшегося подавить меня диктатурой своих идей, выраженных весьма, я сказал бы, в грубой, но зато лаконичной форме. И я предлагаю выпить за нашего уважаемого Петра, который, к счастью, так редко нас дарит плодами своего красноречия.
Савич все превратил в шутку. Но когда гости расходились, провожая Сапожкова, он шепнул ему на ухо укоризненно:
- Все-таки нехорошо, Петр! Если ты хотел мне подобное сказать, ну отозвал бы в другую комнату. Ведь мы с тобой товарищи, черт возьми, и с глазу на глаз можем высказывать друг другу все, что считаем необходимым.
Всю дорогу до дома отец брезгливо потирал рукой ухо, в которое шептал ему Савич, хмурился, молчал, хотя мать все время бранила его за то, что он не умеет вести себя в обществе.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Тиме было далеко не безразлично, что отец почти все свое жалованье отдал семье погибшего машиниста. Дело в том, что Ниночка Савич позвала Тиму к себе на именины.
Ее настоящее имя было Антонина, но Георгий Семенович называл дочку Ниной, считая это имя более изящным.
Сжимая губы пуговкой и щуря выпуклые голубые глаза с длинными, как у куклы, ресницами, Ниночка произнесла так, словно во рту у нее была барбариска:
- Мой папа и я приглашаем вас, Тима, к нам в день моего ангела.
Тима спрашивал как-то отца, есть ли на самом деле бог и живут ли на небе ангелы. Отец сказал уклончиво:
- По моим представлениям, бог и ангелы - плод фантазии. Но ты постарайся этот вопрос решить для себя сам.
Поэтому на всякий случай Тима иногда молится, особенно когда совершал какой-нибудь неблаговидный поступок. Но чтобы показать Ниночке, что он не так уж обрадовался приглашению, Тима спросил насмешливо:
- Это что же, у тебя собственный ангел есть?
Ниночка ответила:
- Так принято говорить, Тима. - И добавила: - Будет большой именинный торт и очень, очень много всяких сладостей из магазина Абрикосова.
Георгий Семенович Савич снимал в городе большую квартиру, обставленную черной бамбуковой мебелью с красными бархатными сиденьями и увешанную картинами в таких же бархатных рамах. Там были белые кафельные печи с медными дверцами и медными отдушинами, теплая уборная с большим жестяным баком у потолка, куда забиралась по железной лестнице кухарка Агафья и наливала из ведра воду, гладкий линолеум на полу, раскрашенный под паркет, граммофон на высокой подставке из красного дерева, зеленые бархатные занавески на окнах, перехваченные медными цепями, вделанными в медные львиные морды. Вся эта роскошь подавляла Тиму.
Обедая иногда у Савичей, он переживал за столом мучительные унижения: "Не бери руками соль, для этого существует нож!", "Салфеткой не утирают нос!", "Держи вилку в левой руке!", "Не клади локти на стол!", "Котлеты не едят ложкой!.."
В последний раз, когда Тима был у Савичей в гостях, Георгий Семенович, ловко складывая салфетку и вдевая ее в деревянное кольцо, сказал протяжным, скрипучим голосом:
- Удивляюсь, Тимофей. Твои родители - интеллигентные люди, хотя твой отец и не лишен некоторых странностей. Неужели они не могут внушить тебе самые элементарные правила, необходимые каждому воспитанному человеку?
- А я не хочу быть воспитанным, - угрюмо пробормотал Тима.
- Ты что же, братец, дворником собираешься стать?
- Ага...
- Ага? Ты знаешь, Ниночка, что означает это слово "ага"? - ядовито осведомился Георгий Семенович.
- Это такой турок, папочка!
- Лучше быть турком, - с отчаянием огрызнулся Тима, - чем, как вы, буржуазии служить!
Георгий Семенович откинулся на стуле, собрал губы пуговицей, совсем как Ниночка, сощурился и произнес протяжно, не разжимая рта, так, словно голос исходил у него откуда-то изнутри:
- Агафья, помогите мальчику одеться.
Потом он вскочил и, идя следом за Тимой, размахивая руками, обиженно говорил:
- Не понимаю твоих родителей! Неужели у них нет гражданского мужества высказать мне в лицо то, о чем они изволят рассуждать у себя дома, в твоем присутствии? Это гадко, мелко, низко! Подобными непозволительными приемами заявлять свою неприязнь! Передай отцу! Я негодую! У меня нет слов! Я возмущен до мозга костей! - И, обращаясь к Ниночке, пожаловался: - Твоего папочку оскорбили, Нинок!
Нина смотрела на отца большими остановившимися глазами, по щекам у нее текли слезы, и она молила:
Читать дальше