...Алиса закрыла глаза и оказалась на площади Сокола, возле пельменной. Толпечня крутил ложку в мучнистом бульоне, тоскливо смотрел в текущее стеклоярусом темное окно. Публика узнала его, а он ничего не видел вокруг, потому что ждал ее...
Долговязый малый в искусно разодранном свитере выступил вперед и запел:
Старинную историю
Мне передал отец
Про глазки леди Глории
И про ее чепец.
Ах, про ее батистовый и кружевной чепец!
- Ах, про ее батистовый и кружевной чепец. - Разноплеменная толпа, собравшаяся у помоста, захохотала и зааплодировала. Аплодировал и королевский музыковед мистер Оазис. Аплодировала и Алиса... а ночь опускалась на нее, сверкая двадцатью семью этажами Гидропроекта. Когда чутьчуть притрагиваешься губами к чужим губам, тут совершается колдовство...
Однажды к леди Глории
Пришел Гастон-кузнец,
И вскоре у истории
Увидим мы конец.
Ах, этот чепчик розовый пришелся наконец!
Обвал, вакханалия четырех гитар. Хохот в толпе, свист волшебной флейты, крик какаду.
- Ах, этот чепчик розовый пришелся наконец!
...Когда после недолгой разлуки они встретились, кажется, он плакал. Трудно себе представить, но он лежал ничком, и плечи его тряслись, как у плачущего человека. Было совсем темно, и только дрожал на стене далекий отсвет вывески ВДНХ. Просторная родина распростерлась в темноте: мухинская скульптура, космический обелиск, купола выставочного Багдада, и ночь текла сквозь фильтр светофоров и белых линий на асфальте.
Она отошла от окна, присела рядом, провела ладонями по его плечам, и по рукам, и по бокам, под пальцами ее перекатывались какие-то желваки, грубые выступы костных мозолей, следы бесчисленных переломов. Ей не хотелось плакать. Ей вообще ничего не хотелось самой, ей хотелось только размазаться по всему его телу, чтобы уже совсем ничего не хотеть самой...
Алису вдруг увлек ритм песни, и она нечаянно выдала "звучок". Все в изумлении обернулись, а девчонка в страусином боа подмигнула ей и сказала хриплым голосом:
- Ого, подружка! Хочешь уехать?
- А я и так улетаю, - улыбнулась Алиса. - Улетаю через час в Югославию на фестиваль в Дубровник.
- Умоляю, разрешите мне отвезти вас в Дубровник на моем аэро, - загудел умоляюще мистер Оазис. - Полный комфорт, ванна из чистого золота...
- Благодарю вас, мистер Оазис, но я уже привыкла к самолетам без ванны.
Скала, с которой он стартовал, затерялась среди своих сестер, а он все еще набирал высоту. Он летел теперь над горным курортом Хаконе и видел сразу несколько отелей, три современных, японских и один старый отель викторианского стиля. Между ними завивалась кольцами головоломная развязка автотрассы. Люди вылезли из машин и следили за его полетом. Впереди синело озеро, где он собирался опуститься, а за озером, занимая целый сектор неба, словно ворота в рай, стояла гигантская симметричная Фудзи.
Все идет нормально, думал он. Я оседлал поток и теперь пролечу сколько захочу. Пока не начну думать о лыжах. В полете главное - не думать о лыжах. Если подумаешь о том, что тебя несут твои лыжи, - конец. Это ты сам летишь. Понятно? Ты и лыжи - это одно целое. Не "ты + лыжи", и не "лыжи + ты", и не Пантелей Толпечня. Ты летун; твое естество в полете. Главное - не думать о лыжах.
- Эй, Джет, завести тебе что-нибудь русское? - услышал он в наушниках голос с телевизионного вертолета. - У нас есть пластинка "Разлука ты, разлука".
- В чьем исполнении? - спросил он.
- Алиса Крылова.
- Не надо. Пустите тишину.
Главное - не думать о лыжах. Это - главное.
Она пела под сильным и знойным юго-западным ветром, на галерее Ректорского дворца, и звук ее расширялся на весь Дубровник. Туристы и далматинцы заполнили Плазу и все боковые улочки, все лестницы Кафедраля и церкви Маленьких Братьев, крепостные стены и башни, они стояли стеной вокруг фонтанов Онофрио, а дети, так те сидели прямо в воде.
Звук ее расширялся сквозь гранит и сквозь мрамор, сквозь бронзу и серебро, пожалуй, даже сквозь годы, думали далматинцы, уж не улетал ли он вспять к причалам пиратской Рагузы?
Главное - петь, думала она. Петь и не думать о связках и гортанных хрящах. Какие еще психоделические эффекты? Я и голос - это одно, это звук. Забыть обо всем, и о фанатике с ультрафиолетовым лицом тоже забыть. Я звук. Все равно мы не встретимся, пока любим друг друга, а разлюбим, так нечего и встречаться. Звук - я. Главное - не думать о хрящах и связках.
- Пробуют какие-то новые усилители, Ханни, - сказал в отеле "Эксельсиор" турист Джонни Гогенцоллерн своей невесте туристке Пегги Габсбург. - Временами кажется, что поет Алиса Крылова.
Читать дальше