Леонид Андреев - Том 4. Сашка Жегулев. Рассказы и пьесы 1911-1913

Ждут Хаггарта — его пошли искать. На лавках вдоль стены расселись старые рыбаки, сложили руки на коленях, иные словно дремлют, иные покуривают трубки. Говорят вдумчиво и осторожно: как бы не сказать чего лишнего. Когда приходит новый запоздавший рыбак, он сперва смотрит за занавеску, потом молча втискивается в ряд; и кому не хватило места на лавке, те, видимо, чувствуют себя неловко.

Аббат грузно шагает по комнате, заложив руки за спину и опустив голову; если кто попадается на дороге, молча рукой отстраняет его. Молчит и судорожно хмурит брови. Изредка взглядывает на дверь или в окно, прислушивается.

Все только мужчины. Из женщин одна Мариетт: она сидит за столом и неотступно, горящими глазами, следит за отцом. И тихо вздрагивает при каждом громком слове, звуке открываемой двери, далеких еще шагах.

Ночью пришел с моря туман и покрыл землю. И такая от тумана тишина, что слышны редкие, протяжные удары колокола: то на далеком маяке святого Креста предостерегают заблудившиеся в тумане корабли.

Чей-то голос в углу:

— По удару видно, что это не наш убил. У нас так не умеют бить. Он воткнул нож здесь, рванул сюда и почти отделил голову.

— Этого не сделаешь тупым ножом!

— Да. Этого не сделаешь и слабою рукою. Я раз видел в гавани убитого матроса: он был зарезан как раз так же.

Молчание.

— А где его мать? — спрашивает кто-то, кивая на занавеску.

— Ее отхаживает Селли. Селли взяла ее к себе.

Старый рыбак тихо спрашивает соседа:

— Тебе кто сказал?

— Меня разбудила Франсина. А тебе кто сказал, Марлэ?

— Кто-то постучал в окно.

— Кто постучал в окно?

— Не знаю.

Молчание.

— Как же ты не знаешь? Кто первый увидел?

— Кто-то проходил и увидел.

— Кому же у нас проходить? У нас некому проходить.

Рыбак с другого конца отзывается:

— У нас некому проходить. Расскажи-ка, Фома.

Фома вынимает трубку:

— Я сосед Филиппа, вот этого, — показывает на занавеску. — Да, да, вы все знаете, что я его сосед. А если кто не знает, то я опять-таки скажу, как на суде: я его сосед, вот тут рядом, — оборачивается к окну.

Входит пожилой рыбак и молча втискивается в ряд.

— Ну, что, Тибо? — спрашивает аббат, останавливаясь.

— А ничего.

— Не нашли Хаггарта?

— Нет. Такой туман, что они себя боятся потерять. Ходят и перекликаются, иные держатся за руки. И фонаря не видно в десяти шагах.

Аббат опускает голову и продолжает ходить. Старый рыбак говорит, ни к кому не обращаясь.

— Много теперь кораблей на море таращат глаза.

— Я шел как слепой, — говорит Тибо. — Слышно, как звонит святой Крест. Но он точно перебежал, звон доносится слева.

— Туман обманывает.

Старый Десфосо говорит:

— Этого у нас не было никогда! С тех пор, как Дюгамель багром разбил голову Жаку. Это было тридцать лет, сорок лет…

— Ты что говоришь, Десфосо? — останавливается аббат.

— Я говорю: с тех пор, как Дюгамель разбил голову Жаку…

— Да, да! — говорит аббат и снова ходит.

— Тогда еще Дюгамель сам бросился со скалы в море и разбился — вон когда это было. Сам так и бросился.

Мариетт вздрагивает и с ненавистью смотрит на говорящего. Молчание.

— Ты что рассказываешь, Фома?

Фома вынимает трубку:

— Больше ничего, как кто-то постучал ко мне в окно.

— Ты не знаешь, кто?

— Нет. Да и ты никогда, не узнаешь. Вот я и вышел, гляжу, а Филипп сидит у своей двери. Ну, я и не удивился: Филипп часто стал бродить по ночам с тех пор, как…

Нерешительно умолкает. Мариетт резко:

— С каких пор? Ты сказал: с тех пор?

Молчание. Отвечает Десфосо, прямо и тяжело:

— Как пришел твой Хаггарт. Рассказывай, Фома

— Я ему и говорю: ты зачем стучишь, Филипп? Тебе что-нибудь надо? А он молчит.

— А он молчит?

— А он молчит. Так если тебе ничего не надо, иди-ка ты лучше спать, дружище — говорю я. А он молчит. Глянул я, а горло у него и перехвачено.

Мариетт вздрагивает и с ненавистью смотрит на говорящего. Молчание. Входит новый рыбак, глядит за занавеску и молча втискивается в ряды. Слышны за дверью женские голоса; аббат останавливается.

— Эй, Лебон! Прогони женщин, — говорит он: — им тут нечего делать, скажи.

Лебон идет.

— Погоди, — останавливается аббат. — Спроси, как его мать, ее отхаживает Селли.

Десфосо говорит:

— Ты говоришь, прогнать женщин, аббат. А твоя дочь? — она здесь.

Аббат смотрит на Мариетт, и та говорит: