— Долой жеребца!
— Долой Рыжего!
Агриппа (воодушевляясь) . К нам назначали разных мерзавцев — и мы молчали, мы соглашались. Но у них по крайней мере было две ноги, а не четыре…
Голоса. Верно.
— Нельзя четыре!
Агриппа. К нам сажали воров и любовников цезаря… Марк (хватая его за руку). Ты с ума сошел!
Все крики стихли. Молчание.
Первый консул (любезно). Ты что-то сказал, Агриппа?
Полусенатор (шепчет). Сказал: и любовников цезаря.
Первый консул. Но таково, впрочем, повеление божественного Калигулы. Если тебе не нравится, Агриппа, ты можешь сказать об этом: через несколько минут прибудет сам цезарь. И тогда же при… введу…
Полусенатор. Пригласят.
Первый консул. Пригласят нашего нового и уважаемого сочлена. Должен заметить, что цезарь особенно рассчитывает на ваш теплый и радушный прием новому товарищу. Цезарь глубоко убежден, что обычная ваша сдержанность, отцы отечества, не помешает вам в этот раз вполне выразить ваш восторг и благодарность божественному Августу за его милость. После приветственной речи, которую выразил желание произнести Менений…
Менений. Ох!
Первый консул. А, это ты, Марцелл! Очень рад тебя видеть.
Марцелл. Я также. Ты сам введешь коня?
Первый консул. Нет. (Ядовито.) Но ты скажешь ему вторую приветственную речь… Так повелел божественный цезарь. Он заранее в восторге от твоего испытанного красноречия.
Марцелл (бледнея). Я плохой оратор. Я воин.
Первый консул. Могу передать только то, что повелел Калигула.
Марцелл. Скажи цезарю…
Первый консул (поднимая обе руки) . Ни-ни, достойнейший воин! Я ничего не смею передавать цезарю. (Любезно улыбаясь.) Могу только повторить, что он заранее в восторге. Итак — поздравляю, господа.
Оба консула в сопровождении ликторов и свиты уходят. Возле Марцелла образовалась пустота. Марцелл, очень бледный, медленно удаляется. Молчание — и затем общий крик негодования.
— Это неслыханно!
— Это невиданно!
— Нас засмеет чернь! Выгнать эту лошадь!
— Долой жеребца! Долой Рыжего! Одинокий голос. Долой Калигулу!
Внезапное молчание. Все оглядываются — и Марк за шиворот выволакивает на середину испуганного полусенатора. Хохот.
Марк. Вот он. Ты это что кричишь, а? Ты кого хочешь долой?
Полусенатор. Да разве я что? Юпитер! Да разве я… Все. Вон!
Полусенатора вышвыривают пинками; за ним, испуганные, удаляются и прочие полусенаторы. Прислушиваются издали, стараясь хоть что-нибудь схватить; в глазах отчаяние. Здесь становится несколько тише.
Третий. Мы не должны соглашаться. Помилуйте, что же это будет — на всех воротах написано: Сенат и Народ Римский — и вдруг… какая-то лошадь. Рыжий жеребец!
— Это конюшня, а не Сенат!
— Стойло!
Четвертый. Тише, тише, сенаторы! Надо обсудить… Вон идет Тит — спросим его, и он… Тит, а Тит!
Сквозь толпу протискивается почтенный Тит, утративший значительную долю важности.
Тит. Я уходил и не слыхал, что тут… Крики, шум, что случилось, друзья? Говорят о какой-то лошади…
Марк. Не о какой-то, а цезарском жеребце. Рыжего знаешь? Жеребца?
Тит. Знаю. Ну?
Марк. Вот тебе и ну. Назначен сенатором. Рядом с тобою сидеть будет.
Снова крики и хохот. Тит в обмороке валится назад.
Голоса. В носу! Щекочите ему в носу!
— Водой его!
Тит приходит в себя.
Тит (слабо). И это правда? О Юпитер!
Голоса. Что же нам делать, Тит?
Агриппа. Я говорю, что надо обратиться к народу и легионам…
Тит (машет руками). Что ты! Ни в каком случае. Погодите, дайте подумать! (Думает.)
Остальные, разинув рты, смотрят на него.
Итак…
Голоса. Слушайте! Слушайте!
Тит. Как старейший в высоком собрании, я решительно говорю: мы не должны подчиняться.
Возгласы одобрения.
Божественный Август, видимо, впал в какую-то ошибку. Как можно лошадь назначать сенатором? Что же, и я тогда тоже лошадь? (С горькой иронией.) Жеребец? Видимо, цезарю что-нибудь не так доложили, и в своем стремлении к благу народа божественный просто не рассчитал, сколько…
Голос. Сколько ног у Рыжего?
Тит. Ну да — и сколько ног, и вообще. Но едва ли здесь в ногах дело: вопрос, по моему мнению, стоит глубже… И надо просто обратиться к Калигуле с петицией, просить его отменить неправильный… или, вернее, непро… нетактичный выбор.
Читать дальше