Александр Куприн: Юнкера

"А к чему все это?" - думал я и пугался этого вопроса.

Вечером того же дня царская чета слушала всенощную в придворной церкви. После службы царь пришел во внутренний караул в сопровождении своего дяди, великого князя Владимира Александровича, командовавшего всеми войсками, собранными в Москве на коронационные торжества. Царь вошел без всякого церемониала, в повседневном сюртуке и, приняв рапорт, стал обходить фронт караула. Юнкерам задавал трафаретные вопросы: какого корпуса, в какой полк желал бы выйти, как учится и прочее в том же роде.

В эту встречу с новым царем меня самого удивляло то, что в моей душе не было ощущения не только восторга, но даже простого удовлетворения. "Стоило ли упражняться четыре с половиной месяца в ружейных приемах для того, чтоб получить этот знак царского внимания?.." Царь показался таким же заурядным, как и его вопросы. Что Николай II человек ограниченный, это я слышал в домашних разговорах: отец без обиняков называл его дураком, особенно осуждая царский ответ делегации тверского земства, которая просила о конституции, - "Оставьте эти бессмысленные мечтания!".

В самый день коронации юнкеров сменили преображенцы. Мы с Соколовым перешли во Владимирский зал. где паша рота заняла почетный караул. Этот переход из одного караула в другой строжайше запрещался уставом, но нам и в голову не приходило протестовать или ссылаться на усталость. Все-таки соблазнительно было присутствовать при торжестве, которое не всем дано видеть. Зал заполнился чиновниками различных ведомств - "первых четырех классов", приравненных к генеральским. Фалды и рукава мундиров были расшиты золотом. Церемониймейстер постучал жезлом-палочкой о паркет - воцарилась мертвая тишина. В дверях зала показался царь, шедший под руку с царицей. Командир роты капитан Гурьев, прозванный за свой красный нос "гусем", взволнованным, но звонким голосом скомандовал: "Слушай, на кра-ул!" "Дзинь-дзанг!" - звякнули как одна его двадцать винтовок, и знамя склонилось перед царем до земли.

- Здравствуйте, юнкера! - раздался голос царя.

- Здравия желаем, ваше императорское величество! - дружно ответила рота, и в зале снова воцарилась такая тишина, что было слышно, как хрустели шелковые платья государыни и придворных дам и позвякивали шпоры камер-пажей.

- К ноге! - раздалась команда. - Оправсь! Началось томительное ожидание конца церемонии. Но вот забегали скороходы и по залам пронесся шепот: "Идут!". Появилась та же процессия, с тою только разницей, что "императорские регалии" на этот раз не несли на подушках, а короны и мантии были надеты на головы и плечи царской четы. Скипетр и державу царь держал в руках, смущенное лицо показывало, что он и сам чувствовал себя до крайности неловко в своем коронационном уборе...

"А может, это мне только так кажется?" - думал я тогда.

В общем от всего коронационного сумбура сложилось впечатление огромного международного значения России и ее превосходства над всеми иными державами, приславшими сюда своих самых видных представителей на поклон молодому русскому царю. Само собою разумеется, что никто из нас, юнкеров, не мог бы ответить на вопрос, в чем собственно это преимущество заключается. Политико-экономическая и социальная области оставались для нас закрытой книгой. Впечатление это рождалось от размаха, неограниченной широты коронационного разгула, в котором, конечно, не участвовал русский народ.

Простой люд должен был удовлетвориться только "народным гуляньем", на котором каждому пришедшему вручали "царский подарок". В ситцевом платке, с рисунками и надписями лубочно-патриотического свойства, были завязаны кусок колбасы, горсть пряников, сластей, орехов и еще эмалированная кружка, с такой же расцветкой, как и платок. Ходила молва, что на гулянье кружками народ будет пить мед. пиво и вино прямо из фонтанов. Говорилось о целых быках и баранах, которые будут жариться на вертелах, о театральных и цирковых зрелищах на открытом воздухе, об оркестрах, балалаечниках и гармонистах...

Это "сказочное торжество", как известно, вошло в историю под названием Ходынки, ставшей синонимом позора и гнилости самодержавной власти. Погода стояла тогда превосходная, и предусмотрительный московский люд, особенно те, что победней, решил провести ночь на Ходынском поле, на свежем воздухе, чтобы на месте быть к самому началу гулянья. С наступлением темноты народ повалил валом. Ночь, как на беду, была безлунная, и Ходынское поле погрузилось в полную темноту. Люди все прибывали и, не видя перед собой дороги, спотыкались, падали в овраги и окопы. Но пока большой тесноты не было, упавшие поднимались, шли дальше, а тех, кто повредил себе руку или ногу, добросердечные люди выносили на шоссе. Полиция это заметила - и встревожилась. Пока сообщили в участок, из участка - обер-полицеймейстеру, тот - высшим властям, пока разбудили жандармов, почистили и оседлали коней, пока собрали пеших городовых и отвезли их на линейках на Ходынку. - прошло около трех часов. Конный наряд на рысях прибыл на место и очутился перед сплошной стеной народа, заполнившего поле насколько хватал глаз.