Антон Чехов - Том 18. Гимназическое. Стихотворения. Коллективное

— Я даже очень рад… Помилуйте… Нашего брата необходимо сдерживать…

— То-то… Ну, читай свою дрянь… Я послушаю.

Поэт медленно перелистывает рукопись, конфузливо кашляет и начинает читать:

«Было прелестное майское утро. Мой герой лежал на берегу моря, глядел на пенистые, болтливые волны и мыслил…»

— Стой, стой… — перебивает мачеха. — Зачеркни слово «мыслил».

— Почему же?

— А бог знает, о чем мыслил твой герой. Может быть, о таком, что…

— Но я ведь поясняю далее, мачеха!

— Ну, пока ты пояснишь, так до всего можно додуматься. Зачеркни!

Поэт зачеркивает слово «мыслил» и продолжает:

«…Возле него на песке лежал ящик с красками и полотно, натянутое на подрамник…»

— Стой, стой… Разве можно писать такие вещи? Зачеркни слово «полотно»!

— Почему же, мачеха?

— Разве это слово не напоминает тебе полотно железной дороги? А разве это не намек на железнодорожные беспорядки? А эти беспорядки имеют прямую связь с…

Поэт «полотно» заменяет словом «холст» и читает далее: «…У самой воды стоял его чичероне, молодой крестьянин…»

— Опять! — Мачеха мажет руками и сует острие своего носа в нашатырный спирт. — Опять! Для чего тут крестьянин? К чему? На что он тебе дался? Замени чем-нибудь другим!..

— Я заменю словом «мальчик».

— Нельзя. Если мальчик стоит утром у моря, то, значит, он не в школе. Это намек на отсутствие школ…

Поэт вытирает у себя на лбу пот, глубоко вздыхает и читает далее. Но чем дальше в лес, тем больше дров. Рукопись его постепенно покрывается черными полосками, крестами и пятнами. Она постепенно теряет свою белизну и делается черной. Зачеркиваются все слова, кроме некоторых междометий, числительных и некоторых наречий. Мачеха против союзов, потому что слово «союз» есть намек на незаконное сожительство и слияние сословий. Она отрицает местоимения третьего лица, потому что под словом «он» можно всё разуметь: и Ренана * , и Лассаля * , и «Московский телеграф» * , и Щедрина… Она не велит ставить запятые. Запятые, по ее мнению, есть намек.

— Ты зачем это в своей рукописи поля оставил? — говорит она. — Для чего? Поля… поля… Где поле, там неурожай… Отрежь ножницами!

Поэт кое-как дочитывает свой роман до конца.

«…Старшина присяжных заседателей, — оканчивает поэт, — произносит дрожащим голосом: „Нет, не виновны“. Публика аплодирует приговору».

Старушенция вскакивает. Глаза ее полны ужаса. Чепчик сполз в сторону и обнаружил плохенькие, старушечьи косички.

— Ты с ума сошел? Ты оправдываешь негодяев?!

— Да так же и следует! Ведь они не виноваты, мачеха!

— Не виноваты?! Да ты с ума сошел! За одно то, что они не слушаются старших, грубят товарищу прокурора и позволяют себе умничать на суде, их следует выпороть! Да разве ты не знаешь, что оправдательный приговор деморализует человека? Он портит! Он говорит, что преступления могут оставаться безнаказанными! Изволь заменить!

Поэт зачеркивает «нет, не виновны» и пишет:

«…Василия Кленского сослать в каторжные работы, в рудниках, без срока. Жену его, Марию, сослать в каторжные работы, на заводах, на 14 лет…»

Фразу: «публика аплодирует приговору» старуха не велит зачеркивать.

— Теперь твой роман годится, — говорит мачеха. — Можешь давать его читать кому угодно.

Поэт целует костлявую руку старушенции и уходит.

Редактор . Только теперь рисуете Бердичевский пожар?! Эка когда хватились! Вы бы еще через десять лет явились с этим рисунком.

Сотрудник . Гм. Черт возьми… Пропала работа, значит!

Редактор . Не печальтесь, впрочем! Мы отложим этот рисунок до нового пожара. Недолго ждать придется!

Тесть: Емельян Сидорович, отставной гардемарин. Мал ростом, худ, морщинист, но внушителен. Рожден в Кронштадте. Говорит, что купался в океане. Будучи в Константинополе, видел султана. Со времен отставки ищет место управляющего домом или имением. Не любит беспорядков и вечно читает мне нотации за нечистоплотность. Встает в четыре часа и сам чистит себе сапоги. Ложится в восемь часов. Спит в гостиной. Вечером долго молится в моем кабинете, причем приказывает мне стоять и не курить. Искусства любит, но наук не признает. Ждет, что меня арестуют за то, что я читаю газеты. По праздникам будит меня к заутрене. В день ангела получает визитную карточку от друга детства, капитана 2-го ранга П. А. Дромадерова. Вечно трется в кухне около бочки с квасом. Часто плачет.