О Куваев - Тройной полярный сюжет

- Товарищ Шульманов, - позвала она. - Товарищ тренер.

Никодимыч поднял голову. Шрам на лице его налился кровью и резко краснел. Глаз вопрошающе, с готовностью ко всему смотрел на женщину.

- Все кончилось.

- Как?

- Ребра и нога заживут. Удивительно крепкий юноша. Но сотрясение мозга...

...Сашка открыл глаза. Возникло пятно. Потом из этого пятна вырисовался похудевший, заросший седой щетиной тренер.

- Очнулся?

- Та-ак! Крепко я, Никодимыч? Ничего не помню.

- Бредил ты. Круглые сутки.

- Что бредил?

- Песни какие-то пел. Команды кричал. А сегодня все про дневник. Так наизусть и шпарил. Что это ты?

- А-а! Это дневник одного человека. Он розовую чайку искал. Пропал без вести.

- Далась тебе эта птица. Ну я понимаю про космос. Ребята говорили, на Венеру собаку послали.

- Кто это сказал, Никодимыч?

- Не помню. Гаврюхин, калюется.

- Скажи, что я ему голову оторву, когда встану.

- За что голову?

- Чтобы тебя не дурачил.

- Я не сержусь. Он парень старательный. Медали знаешь кто взял?

- Кто?

- По спуску Габридзе. Большую Шаганов.

- Га-абридзе! Что у меня, Никодимыч?

- Расшибся маленько. Обычное дело.

- Чувствую, сильно расшибся. С тобой бывало?

- Неоднократ-но-о. Я тебя вылечу, Саша. Только пусть гипс снимут. Я, знаешь...

- Что-то ты хвастаться стал, Никодимыч.

- Старею, наверно. А что за птичка, про которую ты говорил?

- Есть, Никодимыч, такая. Знаешь, что Нансен сказал про нее?

- Беспокоюсь я, Саш. Я Брайнина Николая Михайловича спросил и Кротову Федору Панкратьевичу звонил, у Григорьева тоже осведомлялся. Говорят, не слыхали. Ты не того... Саша?

- Думаете, шарик за ролик?

- Не скрою... - с затруднением сказал Никоди-мыч и испытующе глянул на Сашку. - Может, не спрашивать?

- Нет, Никодимыч. То есть да. Тебе можно спрашивать. Блажь у меня. В детстве еще началось. В деревне.

ИЗ ДЕТСТВА САШКИ ИВАКИНА

В один из дней поздней весны или раннего лета по обрыву к реке сбежали мальчишки. Они разделись и лежали на песке голышом белотелые после долгой зимы, с заросшими "зимним" волосом головами. Мальчишек было трое: губастый здоровяк Мишка по кличке Абдул, худенький, щуплый Сашка Ивакин и тихий ленинградец Валька, которого за деликатную тихость характера звали Валькой Сонным.

Мальчишки лежали на песке и смотрели в светлое весеннее небо.

- Хорошо плот построить, - сказал Сашка, - и плыть, плыть по реке. До самого моря.

- А есть чего будешь? - практично спросил Абдул.

- Из дома вначале взять. А на море можно стать моряком.

- У нас в Ленинграде моряков много было, - сказал мечтательно Валька. Идешь по улице, и все моряки... моряки. В бескозырках. С ленточками. И корабли. Настоящие.

- Ты, Абдул, хочешь в моряки?

- Нет, - ответил Абдул. - Я в ремеслуху пойду. Как брат.

- А ты, Саш?

- Я в путешественники подамся. Я книжку достал. Про Южную Африку. Ух ты! Знаешь, Сонный, там эти...

- Какой из тебя путешественник, - сказал Абдул. - Там по скалам лазить надо, по отвесным горам. И вообще...

- Научусь.

- Нет. Ты слабак.

- Хочешь, в школу залезу?

- Зачем?

- Ну, "поджиги", что диреша отнял, заберу обратно.

- Заперта школа.

- Так залезу.

- Слабо тебе, Сашка, - пренебрежительно усмехнулся Абдул, цыкнул на песок сквозь дырку в зубах.

...Двухэтажная деревянная школа в селе была выстроена в земские либеральные времена. С одной стороны она выходила на тихую сельскую улицу, с другой к ней примыкал одичавший разросшийся парк.

Тетка Авдотья, школьная сторожиха, стояла посреди улицы и звала невесть куда исчезнувшего внука Петьку.

- Демон, чистый демон, - ругалась тетка Авдотья.

В кустарнике позади школы прятались Валька Сонный и Абдул. Он крепко держал Петьку-демона.

- Сиди тут. Пусть бабка Авдотья тебя дольше на улице ищет, - объяснял Абдул. Петька молча и яростно вырывался.

Сашка по водосточной трубе лез на второй этаж. Труба была ржавая. Она скрипела и колебалась. Куски ржавчины, известки и выкрошенного кирпича падали на траву.

- Слазь! Слазь обратно, - отчаянным шепотом умолял его Валька.

Перед карнизом Сашка передохнул. Теперь было главное: по узкому, в ладонь, карнизу пройти к окну.

- Упрямый же! - облегченно и - с завистью вздохнул Абдул, когда Сашка исчез в раскрытом окне. В это время Петька вырвался из Абдуловых рук и с оглушительным ревом кинулся на бабкин голос.

Сашка ощупью крался по темным и от темноты гулким и длинным коридорам школы. А на улице бабка Авдотья выслушала Петьку-демона, отвесила ему подзатыльник и заполошно кинулась к школе, нашаривая в юбке ключи.