Николай Гарин-Михайловский: Том 2. Студенты. Инженеры

— Послушайте, Семенов, уведите его и приведите в чувство, а то он что-нибудь выкинет перед Карташевыми, — обратилась Маня к Семенову.

— Ерунда, — ответил уверенно Корнев.

— Ничего не выкинет, — авторитетно сказал и Семенов, — вот разве два три зернышка жженого кофе, чтоб дух отшибить.

— Ладно и так, — пренебрежительно ответил Корнев.

Подошло семейство Карташевых, и все начали между собой здороваться.

— А где же Ларио? — спросила Наташа.

Маня Корнева насмешливо посмотрела на брата.

— Ну, что же ты молчишь? Где Ларио?

— Ларио? Он скрылся. Знай, несчастная, что он ненавидит таких, как ты.

И Корнев запел выразительным и верным голосом:

— Ничего не понимаю.

— И не надо тебе понимать.

— Противный!

Семенов забил тревогу о том, что надо вспрыснуть отъезд.

Незаметно компания оставила платформу и скрылась под навесом буфета. Когда налили всем по рюмке водки, Долба, тряхнув волосами, произнес:

— Ну, за отъезжающих… Дай же боже, щоб наше теля да вивков съило.

Выпили.

— Наливайте еще за остающихся, — предложил Семенов.

Карташев, не любивший водки, отказался:

— Нет, я больше не буду.

— Что? мама? — спросил его вызывающе Ларио.

— Дурак, — ответил Карташев и залпом выпил другую рюмку.

Водка обожгла ему горло, и он несколько мгновений стоял, будучи не в силах произнести что-нибудь.

— Скажи: мама! — посоветовал ему Ларио, вызвав общий хохот.

Карташев в ответ хлопнул его по спине и проговорил наконец:

— Черт меня побери — я передумал поступать на математический, потому что все равно срежусь.

— Инженер путей сообщения, значит, тю-тю?! Куда ж? Неужели на юридический? — весело поразился Корнев.

— Угадал!

— О-о! Легкомыслие!

— Водки! — решил по этому поводу Ларио.

— В таком случае, — вмешался вдруг Шацкий, — я тоже на юридический поступаю, а не в институт путей сообщения.

— Вот это хорошо, — быстро ответил Корнев, — вас там только недоставало! Первая умная вещь, которую от вас слышу. Согласен даже еще выпить по поводу такого счастливого случая.

После четвертой рюмки Корнев, порядочно охмелевший, сказал:

— Ну, пьяницы, довольно, пошли все вон назад.

Когда они вернулись на платформу, Корнева встретилась глазами с Карташевым… Он, под влиянием выпитой водки, особенно нежно взглянул на нее.

— Карташев, подите сюда, — подозвала его Корнева.

Они пошли по платформе.

Аглаида Васильевна, собравшаяся было что-то сказать сыну, только махнула рукой и, обратившись к брату, заметила:

— И не слушает даже! Посади меня где-нибудь.

Брат подвел сестру к скамейке, стоявшей в стороне, и проговорил, усаживаясь рядом:

— Да уж, сестра, такой возраст, что на всякую юбку променяет нас.

— Ни на кого он меня не променяет, — сказала, помолчав, Аглаида Васильевна, — он любящий, добрый мальчик.

— Так-то так, да года-то его не любящие.

— Глупости говоришь ты, — ответила Карташева, — если уж хочешь знать, могу тебе сообщить характер их отношений: он поверенный в ее любви к Рыльскому.

Аглаида Васильевна бросила насмешливый взгляд на брата.

— Сам признался мне. Совершенный еще ребенок, — усмехнулась Карташева. — Рассказывает мне, как он стал ее поверенным…

— Разиня какой…

Аглаида Васильевна, видимо, не рассчитывала на такой эффект и вызывающим голосом спросила:

— Почему разиня?

— Помилуйте, сестра, в его годы…

— Ну, вот опять его годы!.. только что ты говорил, что в его годы он меня с тобой променяет на всякую юбку, а теперь… Дело не в годах здесь, а в воспитании.

И Аглаида Васильевна с некоторой пренебрежительностью отвернулась от брата и стала искать глазами сына.

— Послушайте, Карташев, — говорила между тем Корнева, — я замечаю, что с тех пор, как… Ну, одним словом, с тех пор… вы помните… вы совсем переменили со мной обращение. Я хочу знать, почему это? Если в ваших глазах я пала…

— Бог с вами, что вы говорите, — горячо заговорил Карташев. — Я был бы негодяем, если бы, узнав так доверчиво открытую мне тайну, вдруг позволил бы себе… Да, наконец, что тут дурного? Поверьте, что всякий на его месте только…

Карташев замолчал.

— Что только?

Сердце Карташева замерло от вдруг охватившего его чувства.

— Послушайте, — сказал он решительно, — мы сейчас уезжаем. Неужели вы никогда не догадывались, что я был в вас, как сумасшедший, влюблен?

— Вы?! А теперь?

Карташев поднял на нее свои глаза.