Федор Достоевский - Том 9. Братья Карамазовы

Я уже говорил, что он очень обрюзг. Физиономия его представляла к тому времени что-то резко свидетельствовавшее о характеристике и сущности всей прожитой им жизни. Кроме длинных и мясистых мешочков под маленькими его глазами, вечно наглыми, подозрительными и насмешливыми, кроме множества глубоких морщинок на его маленьком, но жирненьком личике, к острому подбородку его подвешивался еще большой кадык, мясистый и продолговатый, как кошелек, что придавало ему какой-то отвратительно сладострастный вид. Прибавьте к тому плотоядный, длинный рот, с пухлыми губами, из-под которых виднелись маленькие обломки черных, почти истлевших зубов. Он брызгался слюной каждый раз, когда начинал говорить. Впрочем, и сам он любил шутить над своим лицом, хотя, кажется, оставался им доволен. Особенно указывал он на свой нос, не очень большой, но очень тонкий, с сильно выдающеюся горбиной: «Настоящий римский, — говорил он, — вместе с кадыком настоящая физиономия древнего римского патриция времен упадка * 15 …настоящая физиономия древнего римского патриция времен упадка … — Упадок древней Римской империи сопровождался распущенностью нравов, идейным и моральным разбродом. Замечание героя исподволь вводит параллель, согласно которой Россия описываемого здесь времени уподобляется древнему разлагающемуся Риму. ». Этим он, кажется, гордился.

И вот довольно скоро после обретения могилы матери Алеша вдруг объявил ему, что хочет поступить в монастырь и что монахи готовы допустить его послушником. Он объяснил при этом, что это чрезвычайное желание его и что испрашивает он у него торжественное позволение как у отца. Старик уже знал, что старец Зосима, спасавшийся в монастырском ските, произвел на его «тихого мальчика» особенное впечатление.

— Этот старец, конечно, у них самый честный монах, — промолвил он, молчаливо и вдумчиво выслушав Алешу, почти совсем, однако, не удивившись его просьбе. — Гм, так ты вот куда хочешь, мой тихий мальчик! — Он был вполпьяна и вдруг улыбнулся своею длинною, полупьяною, но не лишенною хитрости и пьяного лукавства улыбкою. — Гм, а ведь я так и предчувствовал, что ты чем-нибудь вот этаким кончишь, можешь это себе представить? Ты именно туда норовил. Ну что ж, пожалуй, у тебя же есть свои две тысчоночки, вот тебе и приданое, а я тебя, мой ангел, никогда не оставлю, да и теперь внесу за тебя что там следует, если спросят. Ну, а если не спросят, к чему нам навязываться, не так ли? Ведь ты денег, что канарейка, тратишь, по два зернышка в недельку… Гм. Знаешь, в одном монастыре есть одна подгородная слободка, и уж всем там известно, что в ней одни только «монастырские жены» живут, так их там называют, штук тридцать жен, я думаю… Я там был, и, знаешь, интересно, в своем роде разумеется, в смысле разнообразия. Скверно тем только, что русизм ужасный, француженок совсем еще нет, а могли бы быть, средства знатные. * 16 Знаешь, в одном монастыре есть одна подгородная слободка, и уж всем там известно, что в ней одни только „монастырские жены живут“ — Скверно тем только, что русизм ужасный, француженок совсем еще нет, а могли бы быть, средства знатные. — Ср. в „Войне и мире“ (т. 1, ч. 2, гл. VI) сцену переправы, при отступлении русских войск к Вене, где между офицерами происходит такой диалог: „Нет, а чего бы я желал, — прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, — так это вон туда забраться. Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились. — А ведь хорошо бы, господа! Офицеры засмеялись. — Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!“ (Толстой Л. Н. Полн., собр. соч.: В 90 т. М.; Л., 1930. Т. 9. С. 166–167). Проведают — приедут. Ну, а здесь ничего, здесь нет монастырских жен, а монахов штук двести. Честно. Постники. Сознаюсь… Гм. Так ты к монахам хочешь? А ведь мне тебя жаль, Алеша, воистину, веришь ли, я тебя полюбил… Впрочем, вот и удобный случай: помолишься за нас, грешных, слишком мы уж, сидя здесь, нагрешили. Я всё помышлял о том: кто это за меня когда-нибудь помолится? Есть ли в свете такой человек? Милый ты мальчик, я ведь на этот счет ужасно как глуп, ты, может быть, не веришь? Ужасно. Видишь ли: я об этом, как ни глуп, а всё думаю, всё думаю, изредка, разумеется, не всё же ведь. Ведь невозможно же, думаю, чтобы черти меня крючьями позабыли стащить к себе, когда я помру. Ну вот и думаю: крючья? А откуда они у них? Из чего? Железные? * 17 Ведь невозможно же, думаю, чтобы черти меня крючьями позабыли стащить к себе, когда я помру. Ну вот и думаю: крючья? А откуда они у них? Из чего? Железные? — Представление о том, что после смерти души грешников черти утаскивают в ад, зацепив их крючьями, отражено в иконах, изображающих Страшный суд. В духовном стихе о богатом и убогом Лазаре убогий Лазарь, не получивший от богатого помощи, просит у бога смерти: Сошли ты мне, господи, скорую смерть, Пошли ты мне, господи, грозных ангелов, Грозных, немилостивых, Чтоб вынули душеньку сквозь ребер моих Железными крючьями. Но бог, сострадая убогому Лазарю, посылает ему тихих ангелов, которые вынимают его душу „и хвально, и честно В сахарны уста“ и уносят ее в рай. Когда же богатый Лазарь просит у бога долгой жизни, — Послал ему господи грозных ангелов, — Грозныих, немилостивых; Вынули душеньку сквозь ребра его Железными крючьями; Понесли душеньку во ад к сатане, Положили душеньку на огненный костер. (Баренцев В. Сборник русских духовных стихов. СПб., 1860. С. 71–72; см. также: Бессонов П. Калеки-перехожие. М., 1861. Вып. 1. С. 77–80, 84–87 — сводный вариант № 27). Евангельская притча о богатом и Лазаре, положенная в основу этого стиха, в дальнейшем упоминается в тексте романа (Наст. том. С. 365). Где же их куют? Фабрика, что ли, у них какая там есть? Ведь там в монастыре иноки, наверно, полагают, что в аде, например, есть потолок. А я вот готов поверить в ад только чтобы без потолка; выходит оно как будто деликатнее, просвещеннее, по-лютерански то есть. А в сущности ведь не всё ли равно: с потолком или без потолка? Ведь вот вопрос-то проклятый в чем заключается! Ну, а коли нет потолка, стало быть, нет и крючьев. А коли нет крючьев, стало быть, и всё побоку, значит, опять невероятно: кто же меня тогда крючьями-то потащит, потому что если уж меня не потащат, то что ж тогда будет, где же правда на свете? Il faudrait les inventer, [1] Их следовало бы выдумать (франц.). эти крючья, для меня нарочно * 18 Il faudrait les inventer, эти крючья, для меня нарочно … — Ироническая перефразировка известного высказывания Вольтера: „Если бы бога не было, его следовало бы выдумать“ („Si dieu n'existait pas, il faudrait l'inventer“; см. ниже, примеч. к с. 265). , для меня одного, потому что если бы ты знал, Алеша, какой я срамник!..