Федор Достоевский: Том 15. Письма 1834-1881

Брат, грустно жить без надежды… Смотрю вперед, и будущее меня ужасает… Я ношусь в какой-то холодной, полярной атмосфере, куда не заползал луч солнечный… Я давно не испытывал взрывов вдохновенья… зато часто бываю и в таком состоянье, как, помнишь, Шильонский узник после смерти братьев в темнице… * 37 Характеризуя свое угнетенное состояние, Достоевский вспоминает героя поэмы Байрона «Шильонский узник» (1816), с которой он познакомился в переводе В. А. Жуковского (1822); именно этот перевод вспомнился ему позднее, летом 1868 г., когда он жил в Веве, на берегу Женевского озера, недалеко от замка Шильон (см.: ПСС. T. XXVIII2. С. 308). Не залетит ко мне райская птичка поэзии, не согреет охладелой души… Ты говоришь, что я скрытен; но вот уже и прежние мечты мои меня оставили, и мои чудные арабески, которые создавал некогда, сбросили позолоту свою. Те мысли, которые лучами своими зажигали душу и сердце, нынче лишились пламени и теплоты; или сердце мое очерствело или… дальше ужасаюсь говорить… Мне страшно сказать, ежели всё прошлое было один золотой сон, кудрявые грезы…

Брат, я прочел твое стихотворенье… Оно выжало несколько слез из души моей и убаюкало на время душу приветным нашептом воспоминаний. Говоришь, что у тебя есть мысль для драмы… Радуюсь… Пиши ее… * 38 М. М. Достоевский сообщал М. А. Достоевскому 28 ноября 1838 г. о том, что написал «много стихотворений» и послал их И. Н. Шидловскому. «Поэзия, — признавался он, — содержит всю мою теперешнюю жизнь, все мои ощущения, горе и радости. Это дневник мой!» (Письма Михаила Достоевского к отцу. С. 80). О ранних творческих начинаниях М. М. Достоевского см. статью: Писцова А. З. Ревельский период жизнии деятельности М. М. Достоевского // Научн. тр. Ташкентского ун-та.1974. Вып. 474. По страницам рус. и зарубеж. литератур. С. 55–74. О, ежели бы ты лишен был и последних крох с райского пира, тогда что тебе оставалось бы… Жаль, что я прошлую неделю не мог увидеться с Ив<���аном> Николаев<���ичем>, болен был! — Послушай! Мне кажется, что слава также содействует вдохновенью поэта. Байрон был эгоист: его мысль о славе — была ничтожна, суетна… * 39 Суждение об «эгоизме» Байрона, возможно, сложилось у молодогоДостоевского под влиянием Шидловского, чья отрицательная оценка английского поэта сформировалась в 1828–1830 гг. под воздействием статей Н. И. Надеждина в «Вестнике Европы» и С. П. Шевырева в органе «любомудров» «Московском вестнике». Но Достоевский уже в эти годы рассматривал Байрона в ряду поэтических гениев, сопоставляя его прежде всего с Пушкиным. Критические высказывания о личности Байрона встречаются иногда и в его поздних записных тетрадях. Итоговую глубокую оценку исторического значения великого английского поэта Достоевский дает в гл. II, § 2 «Дневника писателя» 1877 г. Но одно помышленье о том, что некогда вслед за твоим былым восторгом вырвется из праха душа чистая, возвышенно-прекрасная, мысль, что вдохновенье как таинство небесное освятит страницы, над которыми плакал ты и будет плакать потомство, не думаю, чтобы эта мысль не закрадывалась в душу поэта и в самые минуты творчества. Пустой же крик толпы ничтожен. Ах! я вспомнил 2 стиха Пушкина, когда он описывает толпу и поэта:

Не правда ли, прелестно! Прощай.

Твой друг и брат Ф. Достоевский.

Да! Напиши мне главную мысль Шатобрианова сочиненья «Génie du Christianisme» [1] «Гений христианства» (франц.).* 41 Достоевский интересовался литературным трактатом Ф. Шатобриана «Гений христианства» (1802), содержавшим полемику с эстетикой просветителей. Их апелляции к разуму общественного человека в трактате противопоставлялись мистическое, чудесное, интуиция и фантазия. Этот манифест раннего французского романтизма оказал большое влияние на развитие европейской литературы первой трети XIX в. . — Недавно в «Сыне отечества» я читал статью критика Низара о Victor’е Hugo. О, как низко стоит он во мненье французов. Как ничтожно выставляет Низар его драмы и романы. Они несправедливы к нему, и Низар (хоть умный человек), а врет * 42 Имеется в виду статья о В. Гюго в «Сыне отечества» за март — апрель 1838 г., но не Ж.-М.-Н.-Д. Низара (автора помещенной в этой же книжке журнала статьи о Ламартине), а Г. Планша. Отказывая поэзии, романам и драмам Гюго 1820-1830-х гг. в серьезной мысли, Планш считал их достоинства чисто внешними, что явно противоречило мнению Достоевского (см. письмо 7, примеч. 11). . — Еще: напиши мне главную мысль твоей драмы: уверен, что она прекрасна; хотя для обдумыванья драматических характеров мало 10-ти лет. Так по крайней мере я думаю. — Ах, брат, как жаль мне, что ты беден деньгами! Слезы вырываются. Когда это было с нами? Да кстати. Поздравляю тебя, мой милый, и со днем ангела и с прошедшим рожденьем.