Константин Станюкович - Том 10. Рассказы и повести

И, любезно поклонившись, хозяйка величественно направилась в одну из комнат, слегка повиливая своими широкими бедрами.

Когда Ракитин вошел в комнату Неволина, пропитанную запахом лекарств, и увидел неподвижную черную голову, землисто-бледное лицо и лежавшую на одеяле длинную исхудалую руку, Ракитин точно увидел покойника.

Он невольно поморщился, вдруг стал серьезен и, тихо подходя к кровати, как-то съежился, опустил голову и будто стал меньше ростом, словно стараясь скрыть перед Неволиным, как он высок, плотен, крепок и цветущ.

И, смягчая свой крикливый голос, тихо, без обычной подбадривающей веселости, ласково проговорил:

— Ну, как дела, Валерий Николаич?

Осторожно, тая брезгливое чувство, слегка пожал руку Неволина и присел на стул около кровати.

— Спасибо, что навестили, Василий Андреич! — обрадованно ответил Неволин. — Вернэ прописал новое лекарство, и я чувствую себя гораздо лучше… Только слабость… Завтра встану…

И, внезапно показывая раздражение более, чем его было, прибавил:

— А эта свинья-хозяйка… вообразите, Василий Андреич.

— А что?

— Предлагала ехать в Петербург… Точно сбыть меня хочет… Будто я могу умереть в ее пансионе. Но я еще не собираюсь, кажется, умереть. Катар — не туберкулез. Вернэ не врет! Да я сам знаю! — вызывающе и возбужденно говорил Неволин.

— Хозяйка и не думает.

— Зачем же предлагала ехать в Петербург?

— Вы получили телеграмму… Хозяйка, верно, подумала, что Елена Александровна не может скоро приехать. Ну и подумала: вы к ней поедете.

— Разве… Но зачем я поеду?.. Это глупо… Действительно, вы предугадали вчера, Василий Андреич… Сегодня жена не приедет… Невозможно было… Сама прихворнула… ничего особенного, — сочинял Неволин. — Но через пять дней можно выехать… Непременно приедет!

— А быть может, и раньше выедет. И мне кажется, что так и будет. Прихворнула… испугалась и добросовестно предупредила… А увидит, что пустяки, и прикатит…

— Вы предполагаете?..

— Уверен. Женщины мнительны…

— Да… да… Леля мнительна, — обрадованно проговорил Неволин.

Он помолчал и возбужденно прибавил:

— И знаете что?..

— Что?

— Я рад, что вы увидите жену…

— Надеюсь, на днях.

— И тогда… Вы мало наблюдали хороших женщин…

— Верно, легче описывать отрицательные, чем положительные типы.

— А познакомитесь с женой… и опишете положительный тип… Непременно… Не думайте, что говорит ослепленный глупый муж… Сегодня и я подло усомнился в ней, и знаете почему?

— Почему?

— Нашло омрачение… Во мне какой-то злой зверь заговорил, и мне показалось, что Леля меня обманывает…

— Просто галлюцинации больного…

— Разумеется… галлюцинации… Разве я имею основание не верить… Выслушайте, Василий Андреич, и вы поймете, что не имею никаких оснований. Ни малейших!

Неволин проговорил эти слова взволнованно, с порывистым, страстным и тоскливым возбуждением трусливого человека, в котором еще тлело подозрение. Он желал, чтобы его не было и не могло быть, и чтобы Ракитин, писатель, скептик и циник, смеясь рассказывавший, что давно разошелся с женой для общего их удовольствия, и, по-видимому, большой ухаживатель, — убедился, что он не обманутый муж, и, главное, убедил в этом того, который так горячо, казалось, говорил о том, что нет никаких оснований для постыдного подозрения.

Тогда он не будет напрасно волноваться в ожидании приезда… Или… по крайней мере, проверит словами Ракитина свои подозрения.

И, тая про себя лукавство, с особенной ласковостью просил:

— Не откажите в просьбе скучающего больного, Василий Андреич! Мне так хочется поговорить о жене именно с вами. Вы такой умный человек. Так много видели, испытали, наблюдали… Что для такого, как я, обыкновенного среднего человека многое, быть может, темно… для вас — ясно…

«Ишь лукавит! Прозрел наконец. Усомнился в своей хорошенькой мадонне и ищет эксперта. Так я и отравлю последние его дни!» — с чувством негодования подумал Ракитин.

И, забывая, что он собирается на глазах умирающего мужа «изучать проблематическую барыньку», Ракитин даже почувствовал удовлетворенность порядочного человека. Ведь, благодаря ему, Неволин умрет на руках любимой жены верующим, что она любит.

— Только много говорить, пожалуй, и вредно… А, Валерий Николаич?.. Того и гляди, еще взволнуетесь… А вам надо скорей поправиться… А то жена приедет, а вы валяетесь, — проговорил Ракитин.

— Мне не вредно говорить… Ей-богу, не вредно… Вернэ позволяет. Он и курить позволяет… И есть все позволил… И я чувствую себя отлично… И отчего волноваться… Или вам некогда?.. Писать хотите?.. Или надоело со мной сидеть?..