- И можно с ними встретиться?
- Конечно, но ведь они далеко не подготовлены к такой встрече, другое дело в прошлом: там они относились к тебе, как к чужому, никогда не видели, а здесь слишком много энергии у них может уйти на адаптацию. К тому же под каждой фотографией надпись, кто этот человек, где он теперь, чем занят, когда появится в этом мире. Ты можешь быть спокоен, я тебя не обманываю.
- Но в таком случае, почему под фотографией моей мамочки, а твоей дочери Верочки ничего не написано и сама фотография находится отчего-то в розовой рамке?
Бабушка нажала еще какую-то кнопку, после чего появилась надпись под маминой фотографией.
- Она еще не родилась, - сказала бабушка, и сказала это так просто, как будто она сама - ее мама - вовсе не удивлена этим обстоятельством.
И, видя мое теперь уже яростное недоумение, добавила:
- Ну здесь вовсе не обязательно, чтобы сохранялись такие же родственные связи, которые нам уже известны из прошлой жизни. Она ведь может родиться и в цветке. А может, и просто из ничего. Но Верочка родится в церкви, добавила она, - вот видишь, через несколько минут и ты должен там быть. Ты когда был последний раз в церкви?
Она улыбнулась, и я понял, что вовсе не надо напоминать ей, что это было очень давно, в день ее отпевания.
- А что делает мой отец?
- Пишет книги о путешествиях, чтобы люди знали, что такое мир и что он не ограничивается ни пространством, ни временем.
- А Гумилёв?
- О, этого мужчину знают многие. Конечно, он пишет стихи:
Мой славный край, ты божья кровь и плоть,
Ты бесконечный признак атавизма.
И воссоздал раскованный господь
В тебе огонь Марксизма-Ленинизма.
- А мамочкин папа, твой муж?
- Он был русским офицером, так им и остался, он мог бы есть грязный снег и получать все, что захочет. Но он не изменил Вере...
Блёклые стены в этот момент стали жухнуть и осыпаться, и тотчас же мы с бабушкой оказались возле церкви, потом своды ее словно бы обняли нас и приняли, и почти сразу раздался крик ребенка.
С икон глядели на меня мои предки, бабушка стояла рядом и чуть-чуть волновалась. Появилось ощущение, что я вышел из своего тела.
Вдруг церковь осветило сияние. Я почувствовал легкое прикосновение и принял в руки дрожащий и живой сверток.
Это был ребенок.
Он был волшебный. Это его огромные глаза излучали свечение.
Он смотрел на меня и улыбался.
Я пронес его по церкви, и мне было так непостижимо хорошо и спокойно, что отныне я уже был готов ко всему.
Вера! закричал на всю Вселенную неземной голос.
Бабушка стала таять, и я едва успел с ней проститься, прикоснувшись губами к ее рукам.
С ощущением того, что у меня на руках мамочка, я оказался в своем собственном теле и невероятная сила понесла меня через годы.
Я обнаружил себя во дворце Докасационной Справедливости, так называлось это обшарпанное здание суда.
На месте прокурора сидел и насупленно молчал мой второй "я".
На месте адвоката я узнал себя и на скамье подсудимых тоже.
Судьи, выпархивающие сверху из-под купола, дабы продемонстрировать первичность судебной власти, были в трех лицах: одна и та же дама в мужском костюме.
Я вспомнил про двойников и убедился, что это шутка. Действительно, мнение суда должно быть единым и таким образом достичь единомыслия проще всего. Кстати, неплохо было бы ввести такое правило и в парламенте.
Вошли присяжные и немного меня повеселили. Их было десять:
пять из них были в маске Сталина, другие пять - Ленина.
"Но позвольте, - хотел я возразить, - присяжных должно быть нечетное число".
И вошел одиннадцатый. Он был в маске президента.
Вместо того чтобы на вопрос суда о моей виновности они отвечали бы по очереди, виновен я или невиновен, они рассевшись кто и где попало, стали, перебивая друг друга, задавать вопросы мне.
Я запомнил некоторые из них.
"Какой день вы считаете днем рождения новой эры?"
"Считаете ли вы заваливание памятника Дзержинскому сигналом к продолжению беззакония?"
"Как вы относитесь к тому, чтобы в России установить второй государственный язык - русский?"
"Считаете ли вы правомерным утверждать, что насилие - не лучший путь к счастью?"
"Могли бы вы точно указать гигиенические прокладки какой фирмы вы предпочли будучи женщиной?"
"Продолжаете ли вы утверждать, что Таганцевского заговора как такового не было? А был ли заговор в Беловежской пуще?"
"Могли бы вы ради общего блага предать свой народ? А застраховать имущество от отсутствия пожара?"
Читать дальше