Антон Макаренко - Книга для родителей

Настоящая советская педагогика, а с ней и все общественное советское мнение решительно запрещают какую-нибудь возможность даже говорить о каких-то специфических природных склонностях человека к преступлению или бродяжничеству. Разговоры о том, что так называемые преступные типы, будто бы с самого рождения предназначенные к уголовной деятельности, мы считаем за дикие предрассудки, которые могли расширяться лишь в обществе, основанном на насилии и эксплуатации. Это общество не могло не довести немалую часть человечества до преступлений. Настоящие причины преступности заключаются в организации буржуазного общества, и, чтобы прикрыть это нездоровое свойство общественного строя, надо было выдумывать теории о преступных типах и о специапльной преступной наклонности.

Такая теория засела в головах бесчисленных буржуазных ученых, такие убеждения в целом прямо разделяет и вся буржуазия, и буржуазная интеллигенция. Тоже не удивительно, что "к преступнику" и к "преступному типу" ктвердилось в буржуазном свете свое отношение, полное похотливой заинтерсованности и боязни как будто чего-то от природы проклятого, а одновеременно и интересного, необычного.

А так как вся буржуазная действительность наполнена преступлением, ложью, насилием, мошенничеством, ненасытностью, распущенностью, поганью, то и проблема преступности иногда могла быть модной проблемой, и психология преступкника становилась привлекательной темой для романов и кинофильмов. Правда, романы и киноповести всегда заканчивались поражением зла и триумфом добра, стало быть, триумфом нормального мещанина, а интерес к преступнику был лишь интересом для развлечения.

Нельзя сказать, что у нас полностью исчезли следы этой теории. Мы твердим, что нет другой причины преступности, кроме социального неравенства и социального насилия, а на деле со временем относимся к правонарушителю как к чему-то полностью природному.

Это отражается и на нашем отношении к мальчику-беспризорнику, в особенности к мальчику-правонарушителю. И теперь в детской колонии часто можно услышать удивительные возгласы посетителей: "Да неужели это все давние беспризорники? Не может быть!.." Даже их узнать нельзя... Даже лица не такие..."

Вот в этом удивлении и просматривается вера в прирожденную преступность у человека. Удивляются именно потому, что не могут допустить, как этот злодей и бродяга берется на работу и переделывается в честного человека. А на самом деле ничего в этом дивного нет.

Эти посетители иногда начинают расспрашивать мальчика или девочку о том, что с ними было до колонии, что делал он на улице, как добывал себе еду, а именно про это и не надо спрашивать у детей. Случается, что и сами педагоги в погоне за ошибочно научной постановкой дела со всей силой стараются выяснить прошлое ребенка и без конца напоминают ему об этом проклятом прошлом. А бывает и хуже. Иногда даже на торжественных заседаниях к детям обращаются с такими речами: "Вот вы, дети, были на улице, вы крали, дебоширили. Теперь вы не крадете. Как это хорошо! Старайтесь крепче держаться этой дороги!"

Все эти речи обижают детей, во всяком случае, вредят им. Наименее стойкие среди них даже начинают гордиться своим героическим прошлым и сами уже ждут, когда их начнут снова расспрашивать о беспризорных подвигах, и наврут полный мешок, чтобы казаться наиболее интересными.

Во всех этих расспрашиваниях, во всем этом внимании к прошлому ребенка нет ничего, кроме обычной обывательской заинтересованности, воспитанной буржуазной теорией преступных типов.

Колония им. Горького практиковала полное игнорирование этого прошлого, и практиковала полностью, открыто, до конца#3. В колонии не только не расспрашивали мальчика о его прошлом, не только не напоминали об этом прошлом, а не написали даже ни единой "справки", просто не знали, за какие правонарушения мальчика отправили в колонию.

В колонии само слово "беспризорность" считали за невежливое и его не выговаривали ни в коем случае: колонисты всегда были уверены, что беспризорные на улице, а они колонисты и хозяева, ничем не хуже остальных людей.

И вот один раз, когда эта колония в полном составе приветствовала какой-то сьезд, проходя торжественным маршем площадь, кто-то из толпы крикнул:

- Да здравствуют беспризорные!

Было больно смотреть, как оживленные лица детей вдруг стали серьезными и суровыми, замкнулись в одиноком чувстве обиды#4.