Одна только Джен, сиделка в госпитале, понимала и была, по мнению Чайкина, действительно праведной душой.
Но много ли таких?
Чайкина не забывали сан-францисские друзья…
Нелли время от времени писала своему спасителю и звала во Фриски. Отец ее два раза просил не забывать, что готов к его услугам. Мать Нелли писала, что никогда не забудет Чайкина.
Макдональд писал, что уезжает в Нью-Йорк, а перед отъездом приезжал на день повидать Чайкина и сообщил, что старый Билль по-прежнему ездит с дилижансом и кланяется Чайку.
Изредка писал Чайкину и старик Билль и, между прочим, известил, что Абрамсон умер.
Но русских за эти три года Чайкин так и не видал. А между тем он слышал, что на приисках есть русские.
Один рабочий на ферме, копавший прежде золото, однажды сообщил, что видел компанию русских. У них был участок около того участка, на котором прогорел американец… Но, кажется, они ушли с участка.
И Чайкину так хотелось увидать земляков.
«Хоть бы повидать… Хоть бы по-русски поговорить!» — думал Чайкин.
Однажды летом, в воскресенье, рано утром он пошел к тому месту, где останавливается дилижанс из Сакраменто, в надежде встретить русских, и по дороге увидал одного усталого и плохо одетого пешехода.
Он взглянул на его широкое лицо, обрамленное русой бородой, и сердце Чайкина екнуло.
По обличию ему показалось, что это русский, и Чайкин окликнул по-русски:
— Не земляк ли?
— Русский и есть… С приисков иду… А вы откуда?
Чайкин с восторгом слушал русскую речь и крепко пожимал руку путника.
— И как я рад земляку… Как рад! Вы куда направляетесь, земляк?
— На дилижанс… в Сакраменто… Оттуда в Сан-Франциско.
— Вам спешно?
— Человеку без места всегда спешно!.. — проговорил, улыбаясь, молодой человек. — Еду искать работы… Авось найду.
— Как не найти, земляк! Здесь всегда найдешь работу.
— Это верно… Но только не такому, как я, удержаться на работе. Посмотрите на мои руки! — Молодой человек не без иронической улыбки показал свои тонкие длинные руки и прибавил: — Хороши?
— А вы не зайдете ли ко мне? Тут близко… Потолкуем насчет работы… Может, и придумаем. А сперва позавтракаем вместе… Отдохнете…
— С большим удовольствием… Очень даже не прочь позавтракать! — весело отвечал русский, которому так обрадовался Чайкин. — Но прежде позвольте познакомиться: бывший студент Неустроев… А вы что здесь делаете? Как видно, вам недурно живется! — прибавил Неустроев, оглядывая прилично одетого Чайкина.
— Я рабочий на ферме… Чайкин.
— И давно?
— Три года.
— А вы сюда как попали, Чайкин?
— Я был матросом на военном судне.
— И бежали, конечно?..
— Бежал.
— И каким же вы стали американцем, Чайкин… Как зовут по имени и отечеству?.. Привык, знаете, по-русски звать.
— Василий Егорович.
— А я Николай Николаевич…
Они пошли к ранче, и Неустроев торопился рассказать свою одиссею.
— А мне, Василий Егорович, не приходилось бежать… Просто взял паспорт и приехал.
— Зачем? — как-то невольно сорвался вопрос.
— То-то и есть, что дома некоторые, а здесь все спрашивали: «Зачем?» Могу только сказать, — не для того бросил академию, чтобы сделаться богатым американцем. Разбогатеть при ловкости можно и дома. Как вы думаете, Василий Егорович?
— Везде можно. Только забудь совесть.
— И какой же вы понятливый, Василий Егорович… Именно, только забудь совесть! Ну, а я еще совести не желаю забывать… И как же я рад, что встретил такого земляка! — радостно и задушевно воскликнул студент. — Вы вот матросом были, а теперь американец, рабочий.
— Да я не американец… Я вполне русский остался… Только прозвали меня Чайком, — все и зовут Чайком, а я Василий Чайкин.
— И отлично, что не американец… Я и говорю, что самый ученый американец не хочет понять того, что вы понимаете насчет совести и миллионов… Так я не за миллионами приехал, а для того, чтобы попробовать новой жизни и выучиться зарабатывать своим горбом, как вы… Достал двести рублей — и сюда… Как видите, не очень-то за год выучился. Не особенно принимали на черную работу… Уж как ни старался, не выгорало, и меня выгоняли… Теперь у одних русских на прииске работал… думал, на отъезд домой наработаю… А наши русские вовсе прогорели, и вот я весь тут… Котомка с бельем и десять долларов в кармане… Доберусь до Сан-Франциско и напишу матери, чтобы высылала двести рублей, а до того продержусь… Какую-нибудь бумажную работу достану… Какой я, к черту, рабочий!.. И что мне делать в Америке?.. Только и думал здесь, как бы не пропасть… Одни газеты только и читал и ни одной книжки… Какая книжка, когда к вечеру только и рад, что в постель?.. Вот, Василий Егорович, в чем дело… А скоро ваша ферма?..
Читать дальше