Дмитрий Мамин-Сибиряк - Золотая ночь

- Уж вы, Нил Ефремыч, и скажете... - немножко кокетливо проговорила красавица и сейчас же вся застыдилась. - А я вас, Глеб Клементич, даже очень хорошо помню, вот и Флегонта Флегонтовича тоже.

- Матушка ты наша... ягодка... - говорил седой Дружков, припадая своей одутловатой сыромятной рожей к ручке Марфы Ивановны.

Агашков и Флегонт Флегонтович переглянулись, не зная, как себя держать с Марфой Ивановной. Лицо Агашкова так и просветлело - старичок любил красивых женщин, - но, с другой стороны, может, какая-нибудь переряженная арфистка...

- Ну, ну! Чего вы медведями-то стоите!.. - кричал Кривополов. - Небось, Ивана-то Семеныча Семиквасова помните? Еще гурты в степи гонял... Ну, он-то, Иван-то Семеныч, значит, помер, водочкой зашибал покойник, крепко зашибал напоследях, а это, значит, его дочь, Марфа Ивановна...

- Да как вы к нам в лес-то, в этакую трущобу попали, Марфа Ивановна? спросил Агашков, долго удерживая в своих руках мягкую, полную ручку Марфы Ивановны. - Да где тут узнать... Я вас видел еще такой махонькой, по десятому годку. Еще пряников привозил... Может, помните?

- Как же, я вас сразу узнала, - певуче ответила Марфа Ивановна и с ласковой улыбкой смотрела прямо в глаза таявшему старичку.

- Вот и отлично, что помните... Ну, а теперь-то где же мне узнать вас, вон какая раскрасавица выросла... хе-хе! Только все-таки, как же это вы к нам-то, в лес-то попали... а?..

- Я с Серапиеном Михалычем... - ответила Марфа Ивановна, заметно смутившись. - Он насчет разведки от Могильниковой, а я с ним везде езжу, потому одних Серапиена Михалыча никак невозможно отпускать, при их неукротимом карактере.

Марфа Ивановна так и говорила: "карактер", "Серапиен Михалыч", но у нее и этот недостаток превращался в достоинство, потому что как нельзя больше подходил к платочку с глазками и простенькому шерстяному платью купеческого покроя.

- Вы тоже по золоту? - ласково спрашивала меня Марфа Ивановна, когда первый взрыв восторгов прошел.

- Нет, я так... на охоту приехал.

Марфа Ивановна отнеслась недоверчиво к моей охоте и только едва заметно вздохнула. Мне казалось, что я где-то ее встречал, - лицо было такое знакомое, и голос, и глаза, но где? Да и сама Марфа Ивановна отнеслась ко мне, как к старому знакомому.

- А ведь Марфа Ивановна у нас гостит на отлете, - объяснял Кривополов, утирая свою калмыцкую образину фуляровым платком. - Угадай-ка, Глеб Клементич, куда она собралась!

- Как, уезжает? - удивился благочестивый старец, но, взглянув на гостью, он только улыбнулся и, потирая руки, своим ласковым голосом проговорил: - А мы не пустим Марфу Ивановну... ей-богу, не пустим. Такой веревочкой привяжем, что и сама не поедет... хе-хе!..

- Нет, я скоро уеду... далеко уеду, - с легким вздохом проговорила Марфа Ивановна, ласково улыбаясь. - Так далеко, что и думать-то страшно... Я ведь с Серапиеном Михалычем; куда они, туда и я...

- В Америку едет Марфа-то Ивановна наша, - объяснил Кривополов и как-то особенно глупо захохотал. - Чесноков в Калифорнию собирается золото искать...

Все недоверчиво переглянулись.

- Я и выговорить-то это слово не умею, куда Серапиен Михалыч собирается уезжать, - объясняла Марфа Ивановна в свою очередь. - А только непременно уедем... Вы чему это смеетесь, Глеб Клементич? Ведь Серапиен Михалыч такой человек: что захотят, то и сделают. Они уж такие... особенные совсем. Вы не смейтесь, Глеб Клементич.

- Я-с? Помилуйте, Марфа Ивановна... уж на что особеннее Серапиона Михалыча. Вот хоть Флегонта Флегонтыча спросите, хе-хе! А что касательно Америки там, так что же - сторона хорошая, и даже в газетах я как-то про нее читал. Хорошая сторона, прямо сказать, только далеконько маленько будет, ну, да Серапиону-то Михалычу это сущий пустяк-с... Я только так про себя думаю, как же вы, Марфа Ивановна, насчет своих сродственников? Тоже ведь жаль бросить своих-то, свою-то кровь, а там, на чужой-то стороне, еще что бог подаст.

- Нет, я уж решила, - ласково и упрямо повторяла Марфа Ивановна, опуская глаза, - куда Серапиен Михалыч - и я с ними... А сродственники... тетка есть да дядя, ну, они от меня отказались, как я с Серапиеном Михалычем познакомилась, потому что я... я ведь и теперь невенчанная.

Последнее слово Марфа Ивановна произнесла с заметным трудом и даже побледнела.

- Ох, не нам судить, старикам, - ласковым шепотом заговорил Агашков, делая благочестивое лицо. - Все грешны да божьи, и девать нас некуда... А вы, голубушка, еще молоды: замолите грех. Да оно по нонешним временам это даже сплошь и рядом пошло, что невенчанные живут, да еще как живут - лучше венчанных. Это прежде строгость была большая насчет браку, а по нонешним слабым временам и разобрать-то не можешь, где грех, где спасение. Другая и венчанная жена, а даже назвать ее не знаешь как... Нет, не судите, да не судимы будете. Так ведь, Нил Ефремыч? - обратился в заключение своей назидательной речи Глеб Клементьевич к Кривополову.