Дмитрий Мамин-Сибиряк - Золотая ночь

- Перестань ты грезить-то, - попробовал усовестить Гаврила Иванович. Ишь, до чего допировался!

- Родимый, Гаврила Иваныч, руководствуй, а я предоставлю... верно! орал Спирька, с трудом поднимая с лавки свою взлохмаченную черную голову.

- Хорош, нечего сказать... - брезгливо заметил Собакин, разглядывая своего верного человека.

Приземистая широкая фигура Спирьки, поставленная на кривые ноги, придавала ему вид настоящего медведя. Взлохмаченная кудрявая голова, загорелое, почти бронзовое лицо, широкий сплюснутый нос, узкие, как щели, глаза, какая-то шерстистая черная бородка - все в Спирьке обличало лесного человека, который по месяцам мог пропадать по лесным трущобам.

- Сконфузил ты нас, Спирька, - заговорил Гаврила Иванович, придерживая валившегося на один бок Спирьку. - Вот и Флегонт Флегонтыч очень даже сумлевается.

- Флегон Флегоныч... родимый мой... ах, господи милостливый... я? Предоставлю, все предоставлю...

- А на какие ты деньги пировал? - допрашивал Собакин. - Ведь я все знаю... Ну, сказывай: обещал еще кому-нибудь местечко-то?

Спирька долго смотрел куда-то в угол и скреб у себя в затылке, напрасно стараясь что-нибудь припомнить; две последние недели в его воспаленном мозгу слились в какой-то один безобразный сплошной сон, от которого он не мог проснуться. Он несколько раз вопросительно взглянул на нас, а потом неожиданно бросился в ноги Собакину.

- Флегон Флегоныч... ради Христа, прости ты меня... омманул... ох, всех омманул! - каялся Спирька, растянувшись на полу. - У всех деньги брал... Я прошу, а они дают. Омманул всех, Флегон Флегоныч... а тебе одному все предоставлю... владай... твои счастки...

Собакин выругался очень крупно и вышел из избы. О самоваре и других удобствах нечего было и думать, потому что у Спирьки, кроме ружья да голодной собаки, решительно ничего не было.

- Карауль его, как свой глаз, а я его ужо вытрезвлю, - говорил Флегонт Флегонтович Пластунову. - Надо скорее отсюда выбираться, пока до греха... Ну, Спирька, подвел!

- Ничего, Флегонт Флегонтыч, - успокаивал Гаврила Иванович, - разве один наш Спирька такой-то, все они на одну колодку теперь. А что насчет местечка, так Спирька тоже себе на уме: на ногах не держится, а из него правды-то топором не вырубишь...

Это было плохое утешение, но, за неимением лучшего, приходилось довольствоваться им. Расчет Флегонта Флегонтовича выехать сегодня же из Причины тоже не оправдался за разными хлопотами и недосугами, а главное, потому, что партии все прибывали и все упорно следили друг за другом. Нужно было переждать и выведать стороной, кто и куда едет, сколько партий, какие вожаки и т.д.

- Заварилась каша, - с тяжелым вздохом проговорил Флегонт Флегонтыч, еще двое суток ждать, а уж теперь семнадцать партий набралось... К первому-то числу что же это будет... И зачем прет народ, просто ошалели... Ну, да и мы тоже не лыком шиты, может, и перехитрим других прочих-то.

Вместо того чтобы только "опнуться" в Причине, как предполагал Флегонт Флегонтович, нам пришлось "промаячить" в этой трущобе целых двое суток, вплоть до самой ночи на первое мая, когда должна была решиться участь всех. От нечего делать я ходил на охоту и присматривался к окружавшей меня пестрой картине. Деревня теперь превратилась в какой-то табор или в стоянку какого-то необыкновенного полка. За неимением места в самой деревне, выросли отдельные таборы в окрестностях, что делалось очень просто: поставят несколько телег рядом, подымут оглобли, накроют их попонами - вот и жилье. На земле горит огонек, бродят спутанные лошади, на телегах и под телегами самые живописные группы - вообще жизнь кипела. Все эти городские, невьянские, тагильские, каменские и многие другие "ищущие златого бисера" перемешались в одну пеструю кучу. Набралось около двухсот человек, и даже явилась полиция для охранения порядка и для предупреждения могущих возникнуть недоразумений. Но пока все было тихо и мирно, даже больше чем мирно - все успели перезнакомиться и, под видом доброжелательной простоты, старались выведать друг у друга кое-что о планах и намерениях на первое мая.

Флегонт Флегонтович при помощи разных нужных человечков успел разузнать всю подноготную, по крайней мере старался уверить в этом, и держал себя с самым беззаботным видом, как человек, у которого совесть совершенно спокойна и которому нечего терять.

- Еще веселее будет в компании-то, Нил Ефремыч, - добродушно говорил он своему благоприятелю Кривополову, который постоянно ходил по гостям из одной избы в другую. - Это кто не с добром приехал, а нам что - милости просим...