Давид Маркиш: Убить Марко Поло (рассказы)

Рувима эта горная эпопея не занимала ничуть. Ну было, ну проехало. Сам Рувим был человеком сугубо низинным, хотя и у него, как говорится, случались в жизни встречи...

- Это я тебе исковеркал жизнь? - скептически улыбаясь, повторил Рувим слова жены и налил в придвинутый дедушкой винный бокал бренди "777". - Я?! Я, который, по существу, дал тебе всё: дом, положение, службу на полставки. Которого не смутило твое прошлое!

- Прошлое? - глухо и грозно, как из вулкана, донеслось из нежных Полиных недр. - Какое-такое прошлое? Я могла, как тебе известно, стать актрисой, а осталась никем, потому что вышла замуж за неудачника, за инженеришку. Ну, что ты пьешь с утра? Иди торгуй в свою жалкую лавчонку!

Дедушка Моисей Соломонович глядел в сторону с большим безразличием, а Рувим удивленно и отчасти даже встревожено пожал плечами: о несостоявшейся артистической карьере жены он слышал впервые.

- Где она, моя лавчонка? - сказал Рувим и махнул рукой. - Покажи хоть, где!

- Нет, ты меня изволь выслушать! - продолжала Полина на более высокой ноте. - Сегодня, когда, когда... я тебе всё...

Рувим, взяв бутылку бренди за тонкое горло, со вздохом поднялся из-за стола и вышел на лужайку. Дедушка Моисей Соломонович с бокалами поспевал за ним, как катер за крейсером. На лужайке не произошло никаких перемен. Обезьяна угрюмо помещалась на ветке, как будто эта ветка всегда была ее местом жительства, а ливанский кедр приходился ей унылой родиной.

- Я боюсь, дед, - отхлебнув из горлышка и протягивая бутылку Моисею Соломоновичу, сказал Рувим. - Я страшно боюсь...

- И я тоже, - откликнулся Моисей Соломонович. - Может, до завтра доживем...

- Гляди, Полина как выступает! - как бы между прочим заметил Рувим.

- Она тоже боится, вся дрожит, - рассудил дедушка и сделал мелкий глоток.

- Полный финиш, - вздохнув, сказал Рувим. - Всё. А мы еще почему-то сопим, вот что странно...

- Я когда-то то ли кино такое смотрел, то ли книжку читал, - сообщил дедушка Моисей Соломонович, - "Момент истины" называется. Про то, как все вдруг решили говорить правду, только правду и ничего, кроме правды - и такое наплели! Вот и сейчас так получается...

Полина неизвестно зачем выглянула из дома на лужайку и недобро взглянула на двух мужчин, стоявших под ливанским кедром. Рувим, желая разрядить немного атмосферу, смешливо вытянул толстую шею и сказал: "Ку-ку!" Полина, однако, не улыбнулась, а обезьяна с ветки гневно взглянула.

- Давай выйдем отсюда, - предложил Рувим. - А то с ума сойдем...

Дедушка Моисей Соломонович с готовностью пошлепал вслед за Рувимом через двор и гостиную.

- Палку возьми, - посоветовал дедушка. - На всякий случай.

- Ну да, - легко согласился Рувим. - С гвоздем... От кого отбиваться-то?

Они вышли на крыльцо и спустились по лестнице вниз. Тротуара теперь не было, но травяное поле, подступившее вплотную к Рувимову особнячку, оказалось вполне пригодно для передвижения пешим ходом. Возможно, в невысокой сочной траве скрывались змеи и другие неприятные животные, но думать об этом не хотелось: солнце светило любезно, да и бренди сделало свое доброе дело.

- Далеко не пойдем, - твердо сказал Рувим, как будто дедушка Моисей Соломонович уговаривал его и тянул отправиться отсюда прямо сейчас на Южный полюс. - Просто немного прогуляемся.

Но и прогуляться не пришлось со спокойной душой. В ста метрах от особнячка, из-за аккуратного взлобочка появилась молодая пара - парень в эластичных спортивных штанах и привлекательная барышня с пупком наружу, с подсолнушком за коричневой бархатной ленточкой соломенной шляпы. Рувим и дедушка настороженно остановились. Вежливо остановились и встречные, глядели по-добрососедски.

- Доброе утро, - неуверенно сказал Рувим, не трогаясь с места.

Тогда парень отставил мускулистую ногу и пропел сахарным тенором:

- Двадцать восемь - сорок шесть - тридцать девять - восемнадцать!

А барышня, с казенной улыбкой глядя на оторопевших встречных, напрягла загорелый животик, привела диафрагму в должное состояние и поддержала своего музыкального кавалера сильным и чистым дискантом:

- Цать! цать! цать!.. Сто четырнад-цать! Восемь сорок - три пятнадцать - сорок восемь - тридцать пять.

Дедушка Моисей Соломонович вопросительно поглядел на Рувима, а потом полуотвернулся от артистов и деликатно сплюнул в траву. Барышня ему понравилась.

- Вы теперь тут живете? - с искательной улыбкой задал вопрос Рувим. Соседи?

Тенор снова отставил ногу, подрожал плотной икрой и пропел: