Василий Аксенов - Сюрпризы

- Ну, как ты находишь мою уродину? - закричал он, широким жестом демонстрируя Люду. Но когда они пропустили Люду вперед и пошли за ней в комнаты, Кирилл надавил Михаилу на плечи и прошептал: - Старик.

Словно плеснуло чем-то влажным и широким (то ли музыка, то ли водопад), когда Михаил вошел в комнату и все уставились на него. Друзья, приятели, девочки, черти полосатые. Переженились и ждут детей. И всем он дорог. Все пришли сюда из-за него. Нужно будет следить за собой, а то еще разревусь. В комнате было человек двадцать, не меньше. Друзья филфаковцы, художники, Ласло Ковач почему-то здесь оказался, а из медиков только Сашка Зеленин, а вот и "просто девочки" - Сима, Клара, а эта... Как же ее зовут?.. Помню только, что познакомились с ней в Одессе, она ныряла с аквалангом.

Все окружили Михаила и стали с ним целоваться. Его целовали и лупили, хватали за костюм (Какие ткани, ребята! Мишка-золотишник приехал!). Кто-то совал рюмку. Михаил опомнился, когда поцеловал совершенно незнакомую девушку.

- А это, между прочим, моя жена Инна, - растерянно сказал Сашка Зеленин.

- Что ты говоришь! И тем не менее! - закричал Михаил, оттолкнув локтем Сашку и еще раз поцеловал его жену. Кругом загрохотали. Сомнений не было - приехал тот самый Мишка, которого все помнили и любили.

Сначала все пошло по-старому. Кто-то танцевал. Кокнули пару пластинок. Изнемогая, острил Кирилл. Борька, как всегда, сразу "накирялся", и аквалангистка вывела его на балкон.

"Ясно, они муж и жена", - с некоторым раздражением подумал Михаил, снял пиджак и сделал стойку на руках, а потом обратное сальто. Он сделал это для того, чтобы показать, что он тот же самый, кого все знают и любят, молодой, свободный, неженатый... Но почему-то ему стало после этого неловко. Он надел пиджак и отыскал взглядом Сашину жену Инну. Та улыбнулась ему так, как улыбаются детям.

И только за столом стало выясняться, что вечер не получился. То есть это был оживленный, веселый вечер, много музыки, много вина, остроты сыпались и новые анекдоты, и уже зашумело в голове, но - это был не тот вечер. И в промежутках между общим смехом Михаил слышал со всех сторон разное.

Л ю д а: А где ее достанешь, хорошую? Нет, Миша, извини, мне нельзя ни капли.

Т а н я: Подождала бы ты полгода, я бы тебе отдала Ванькину коляску.

З е л е н и н: Мы сейчас работаем с аппаратом "сердце-легкие".

А к в а л а н г и с т к а (тихо): Постыдился бы, вести себя не умеешь. Посмей только. (Громко.) Клара, вы все-таки решили купить эту финскую спальню?

К и р и л л: Книжка выходит в начале следующего года. Обещают приличный тираж.

А Глеб почему-то сидит чужаком и рассеянно слушает Сашку.

- Глеб! - крикнул ему Михаил. - Твое здоровье! - И приподнял рюмку. Глеб улыбнулся застенчивой и рассеянной улыбкой - прежний Глеб.

- Почитаешь что-нибудь новое? - спросил Михаил.

Глеб покачал головой так, что можно было больше не упрашивать. Это было выше понимания: раньше после трех рюмок Глеба нельзя было удержать - читал и читал.

- Туго было на Севере, Миша? - спросил Сашка Зеленин.

"Вот кого я люблю, - подумал Михаил, - его и всех тех медиков".

- Тише, друзья! - крикнул Кирилл. - Сейчас нам Мишка будет рассказывать о Севере. Расскажи нам, Миша, про медвежье мясо, про торосы, про самородки, про бандитов и про чистый спирт.

Все зашумели.

- Расскажи нам про мясо!

"Спешу и падаю", - подумал Михаил и сказал басом:

- Мясо. Дайте мне колбасы.

Наш, наш прежний, добрый, старый Мишка.

- Спирт. Налейте мне коньяку.

Тот, тот самый, молодой, веселый, неженатый...

Вечер не получился. После ужина это стало особенно ясно. Общество разбилось на кучки, и везде разговаривали о диссертациях, или о книгах, или о картинах, о финской мебели, об уходе за новорожденными и о жилищной проблеме. А когда подходил Михаил, разговор прерывался и говорили:

- Майкл, расскажи нам о мясе.

- О золоте.

- О торосах.

- О бандитах.

- О спирте.

И заранее смеялись. А потом все вроде пошло хорошо. Кирилл сел к пианино, пели "Через тумбу" и "Чаттанугу", "Наши зубы остры", "Шар голубой", "Безобразия".

- Пойдем, старик, потолкуем, - сказал Кирилл и повел Михаила на балкон.

Черный контур города на фоне бледно-зеленого неба напоминал горную цепь. А огоньки окон там словно горные аулы. Внизу, прямо под балконом, дико заскрежетал трамвай. Он шел с островов и был полон молодежи.

"О трамвай! Я люблю тебя за то, что у тебя нет пневматических дверей. Таких, как ты, мало осталось".

- Тебе немного не по себе, - сказал Кирилл, - я вижу. Как ни говори, а оторвался ты от всего этого. Правда?