Самуил Маршак - Статьи, выступления, заметки, воспоминания

В библиотеке для взрослых ведущей была прогрессивная литература. Значительная часть детской библиотеки была снабжена казенными ярлыками: "проверено", "одобрено", "рекомендовано".

Только сейчас, при глубоком и внимательном отборе, мы можем взять из детских книжек самых разных времен и разных типов то, что еще может послужить "нам на пользу. Большая же часть книг, перечисленных в старых толстых каталогах, погибла безвозвратно.

Не удивительно, что наши первые советские повести для детей, лишенные настоящей преемственности и не успевшие по-новому осмыслить мир, были по большей части собранием случайных фактов и эпизодов, хроникой событий, а иногда наивным лубком.

Как-то странно перечитывать теперь даже такую талантливую и связанную с реальностью книгу, как "Ташкент - город хлебный" Неверова {61}. Сколько в ней народнического "горя горького", сколько ругани, кряхтения, "чвоканья"! А какое изобилие натуралистических подробностей! Тут и засаленные лохмотья, и вши, и гниды, и дерьмо. На протяжении всей повести тащится из Бузулука в Ташкент облепленный умирающими мужиками поезд.

Где-то на станциях мелькают комиссары и чекисты, люди времени военного коммунизма. Но вся их роль заключается в том, чтобы снять Мишку Додонова с поезда или посадить его на поезд, а больше нечего им делать в этой повести, написанной, в сущности, в запоздалых традициях народнической литературы. Только теплушечный поезд в ней новость.

Впрочем, писатели первых лет революции, не только детские, но и те, которые писали книги для взрослых, часто изображали теплушки и голод.

Я не думаю, что в детских книжках нельзя рассказывать о голоде и о страшной голодной смерти. Пусть наши дети знают, какой ценой завоеван их сегодняшний день.

Но детская повесть должна открывать широкие перспективы, должна быть способна к обобщениям больше, чем книга для взрослых.

А у нас выходило одно из двух: либо неверовское "горе горькое", либо романтически бесшабашная удаль очень популярных в свое время бляхинских "Красных дьяволят" {62}, которые взяли в плен аж самого батьку Махно! Где-то в промежутке между "Ташкентом - городом хлебным" и "Дьяволятами" оказались повести Сергея Григорьева "С мешком за смертью" и "Тайна Ани Гай" {63}.

В этих книгах тоже есть теплушки, и голод, и мешочники. Но постепенно темп повести все ускоряется, и вот уже вместо скучных теплушек перед нами мелькают таинственные автомобили заграничных авантюристов. На наших глазах совершается загадочное похищение героини повести. Ее спасает благородный шестнадцатилетний бандит. Повесть о революции незаметно превращается в традиционный детектив с примесью идиллического детского романа о мальчике и девочке, разлученных и ищущих друг друга.

Но Сергей Григорьев - писатель, а не случайный человек в литературе. У Сергея Григорьева есть книги, в основу которых положен более подлинный материал - такие, как "Мальчий бунт", "Берко-кантонист", "Красный бакен". Поэтому даже авантюрная его повесть не могла докатиться до прямой бульварщины.

А вот Остроумов в своем "Макаре Следопыте" {64} ухитрился перещеголять самого Пинкертона.

Пинкертон в свое время изготовлялся по заграничным образцам. Поэтому он был несколько суховат и по-своему лаконичен - ему отпускалось не больше десяти страничек на каждый подвиг. Никакой психологии, никакой лирики!

А в пухлых книжках Остроумова хватает места для всего: и для лирических сцен, в которых участвуют красный разведчик Макар и позабывшая свои классовые интересы дочь помещика Любочка, и для сцен бытовых с участием патентованных корчмарей-евреев, которые визжат и цепляются за полы барских кафтанов. Это уже напоминает не Пинкертона, а одно из приложений к старинному черносотенно-мещанскому журналу "Родина" {65}.

Старая рутина долго тяготела над детской литературой. Наши повести либо скатывались в унылый натурализм, и тогда у них не было ни задачи, ни размаха, ни чувства времени; либо взлетали в лжеромантические туманы, теряя всякую почву, всякое подобие материала и фактов.

А нужна была другая книга, сочетающая смелый реализм с еще более смелой романтикой, книга, которая бы не боялась неизбежных в наши дни суровых фактов, но умела бы поднимать их на такую оптимистическую высоту, откуда они не были бы страшны.

Такие книги у нас стали появляться. Конечно, мы еще не можем успокоить себя сознанием того, что наши читатели-дети подучили от художественной литературы все, что нужно для их роста, для воспитания их убеждений, интересов и вкусов. До этого еще очень далеко.