Но еще за несколько дней до нападения на нашу страну советские суда, стоявшие в портах Германии и оккупированных ею государств, были практически арестованы. Вот как это происходило на теплоходе "Хасан", который находился в порту Штеттин.
17 июня представитель портовой полиции под предлогом того, что фарватер закрыт для плавания иностранных судов, изъял мерительное свидетельство и сертификат на годность к плаванию. Капитан Балицкий сообщил о создавшемся тревожном положении заместителю полпреда в Берлине Зайцеву, а также представителю торгпредства в Штеттине Иванову. Представитель из Берлина обвинил Балицкого в паникерстве.
А 22 июня и экипажи интернированных судов были арестованы. Около девяти часов утра на пароходе "Эльтон", стоявшем рядом с "Хасаном", моряки услышали по радио и передали на "Хасан" о бомбежке советских городов немецкой авиацией. Сразу же были сожжены все секретно-мобилизационные и не подлежащие оглашению документы, а через четверть часа после этого на борт "Хасана" ворвались немецкие солдаты и расставили часовых.
При таких же примерно обстоятельствах были захвачены экипажи остальных советских судов, стоявших в немецких портах.
Моряки были заключены в различные концлагеря, но через две недели, когда немцы объявили, что будет произведен обмен моряков на немцев, интернированных в СССР, все команды были сведены в один концлагерь, который находился неподалеку от Берлина, у деревни Бланкенфельд. В нем собралось около двухсот пятидесяти моряков, но лишь пятьдесят восемь из них были отвезены в Турцию для отправки на Родину. Оставшиеся жили в лагере до 1 октября 1942 года, когда их отправили в Баварию, в город Вайсенбург. Там они были заключены в средневековую крепость Вюльцбург, расположенную в пятидесяти километрах от Нюрнберга.
Крепостные, двадцатиметровой толщины стены, неприступные рвы с поднятыми мостами отгораживали эту крепость от внешнего мира. В первую мировую войну в ней содержались русские военнопленные. Теперь же в ней находились помимо интернированных моряков советские военнопленные офицеры и генералы. Их и моряков разделяла колючая проволока. Общим было только место прогулки (на прогулку их водили поочередно) и лагерная уборная.
Моряков держали впроголодь. На завтрак давали кусок хлеба, в котором содержалось 80% древесной пыли, на обед похлебку-эрзац, от которой поднималась тошнота и боли в желудке.
- Есть хотелось всегда, - вспоминает Иван Федорович Краснухин. - То, что выдавалось на обед или завтрак, съедалось в один присест. Были случаи, когда в жару высыхали маленькие болотца, заключенные собирали на их дне улиток и ели этих улиток.
И это говорит человек, который работал на заводе, а для работающих норма питания была иная, чем для тех, кто на работы не выходил, не важно - не мог в результате недомогания или не хотел в знак протеста. А таких было немало. Чтобы не работать у немцев, некоторые моряки прививали себе болезни. Все капитаны и часть моряков из комсостава ни разу не вышли на работу и просидели в крепости безвыходно три с половиной года. Чтобы сломить непокорных, фашисты применяли угрозы и насилие, заставляя выходить на работу. Тех, кто не ходил на завод, заставляли делать в лагере пустую, никому не нужную работу мартышкин труд. Были случаи, когда моряка заставляли на тачке перевозить кучу гравия из одного места в другое, а другой моряк отвозил этот гравий снова на прежнее место. Получив от капитанов корректный отказ выходить на работу, руководство лагеря объявило, что капитаны не выходят на работу не в знак протеста, а в соответствии со своим положением - капитаны. Однако, питание у них, как и у всех неработающих, было скудным.
За всякие мелкие провинности заключенные подвергались порке и другим наказаниям.
Во время пребывания в этой крепости от голода и истязаний погибло тридцать четыре человека, двадцать человек были брошены в карцеры и тюрьмы за отказ от работы и попытки побега. Побег готовился совместно с военнопленными: должны были бежать двое военных и трое моряков. Побег сорвался по вине предателя из военнопленных военврача Дубровского. Другие побеги были также неудачны.
Ни толстые стены, ни глубокие рвы, ни жестокие наказания не смогли сломить заключенных. Они узнавали о положении на фронтах из тайных прослушиваний радиопередач. А приемник смастерили сами из обрывков проволоки, кусков жести и случайно найденных деталей. Моряки сами нарисовали географическую карту, и каждый раз кто-нибудь из них вычерчивал на ней изменения линии фронта. Все, естественно, приходилось прятать от охраны.
Читать дальше