Юрий Нагибин - Сильнее всех иных велений (Князь Юрка Голицын)

Под уклон дней Юрий Голицын решил написать воспоминания. Он составил весьма подробный конспект и несколько талантливых набросков, относящихся к разным периодам его жизни; мемуары так и остались в замысле. В той части, где конспект касается его детских лет, пестрят такие записи: "Пущенная чернильница в М.Chaplon... Избиение француза Chaplon воспитанниками пансиона Робуша в Харькове... Скандал мой с директором Метлеркампфом. - Пущенные в него часы. - Небывалый способ наказания шиповником... Пансион Тритена. Безнравственность этого заведения и безобразия самого Тритена. - Я уже не дитя!"

Никаких подробностей князь не сообщил, да в них едва ли есть нужда.

Как уже говорилось, Николай Борисович поспешил скинуть с себя докучные путы опекунства, когда сын находился в самом нежном возрасте; вместо одного полупризрачного отца Юрка получил кучу незримых покровителей, на которых ему нечего было жаловаться: любое его желание, любой каприз выполнялись беспрекословна, хотя и с некоторой канителью. Со школьным образованием Юрки дело явно не заладилось, к тому же рано и резко обрисовавшийся характер сына сулил немало тревог, и любящий тишину Николай Борисович благоразумно решил проложить между собой и Юркой тысячу верст, отправив его в Петербург для поступления в Пажеский корпус.

Юрка не испытывал тяги к военной службе, был слишком распущен, своеволен и ничуть не склонен к подчинению даже слабой дисциплине. В нем с мальчишеских лет причудливо уживались мечты о светских победах с тягой к сельской жизни, вроде бы чуждой его живой, горячей и подвижной натуре. Возможно, в нем звучали родовые голоса? Но Пажеский корпус был доступен лишь сыновьям лиц III класса, а Николай Борисович дослужился в армии только до полковничьего чина. Надежду на избавление от Юрки он черпал в давнем полуобещании государя.

Несколько лет назад, когда Юрка жил у своей тетки княгини Екатерины Александровны Долгоруковой, терроризируя ее гостей и весь дом и тем не менее пользуясь всеобщей любовью, его взяли во дворец на детский костюмированный бал. Он был одет испанским пажом. Роскошный костюм с кружевами, лентами, золотым шитьем и буфами необыкновенно шел стройному мальчику, и, когда он ловко вел свою кузину в полонезе, вызывая восхищенный шепот придворных, на него обратил милостивое внимание император Николай I.

- Кто этот прелестный паж в красном костюме? - спросил он обер-камергера престарелого графа Головкина.

- Мой правнук Голицын, ваше императорское величество, - с грациозным поклоном вельможи екатерининских времен ответил старый царедворец и льстиво добавил: - От вашего величества зависит превратить его из красного в зеленый.

Николай не принадлежал к "быстрым разумом Невтонам", он уставился рачьими глазами на Головкина, поняв поначалу лишь одно, что к нему обратились с замаскированной просьбой, чего он не терпел на балах, но затем смекнул, что почтенный старец намекает на Пажеский корпус.

- Какого он Голицына сын? - строго спросил государь.

- Николая Борисовича, ваше величество.

- Штафирки? Музыканта?

- Он дрался под Бородином, проделал персидскую кампанию и вышел в отставку полковником.

- Этого мало, граф. Ему надо было дослужиться до генерал-лейтенанта.

Улыбаясь еще более тонко и почтительно, обер-камергер позволил себе напомнить государю, что предком юного Голицына был знаменитый петровский фельдмаршал Михаил Михайлович Голицын.

Николай не был силен в истории, он нахмурился.

- Ты говоришь о том Голицыне?..

- Да, ваше величество, о том самом, - подхватил придворный, - который на приказ Петра Великого снять осаду с Шлиссельбурга сказал посланному: "Передай государю, что я теперь принадлежу богу и России, а потом принесу повинную голову на плаху".

В жилах Романовых, идущих от пьяненького Петра III, едва ли была хоть капля крови преобразователя России, тем охотнее подчеркивали они свое родство с великим предком, хотя мелочность, косность, приверженность к фрунту и муштре были полным отрицанием петровской идеи и сути.

- Что ж ты не договариваешь, граф, - важно сказал Николай, вспомнив сей исторический анекдот, а возможно и быль. - Фельдмаршал взял Шлиссельбург, а на вопрос пращура, какой он хочет награды, ответил: "Прости Репнина", - хотя князь Репнин был его злейшим врагом. Смелость, преданность, великодушие надеюсь, твой правнук явит сии непременные качества русского дворянина. Он будет зачислен в Пажеский корпус кандидатом.