Игорь Наталик - Кладовая

*

ПТИЧЬЕ МОЛОКО

Туман упал на наш полуостров, походя скрыл "дальние дали", тщательно укутал мерзнущие ноги дерев, наподталкивал ваты под спины крутых дорожек. Слегка ослепли впередсмотрящие люди, - а зверью все так же уютно. Вот резвый грызун прокатился вдоль тропинки, в точности повторяя движения плененной мамаши, словно через весь лес развернулось бесконечное беличье колесо... Десятиметровой высоты туя. Это на севере-то, на Валдае. А может туман и есть то самое птичье молоко бессловесной и щедрой природы?

*

СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЯЦ

Издалека по стеклянной воде бежал ко мне огромный солнечный заяц (в год Зайца), прихотливо петляя по озерным извивам, по кишечкам проток, то и дело высветляя загадочный лес. Перепрыгнув меня и сверкнув среди облаков, он задал стрекача, уменьшаясь вдали.

*

ИВЕРСКОЕ ЧУДО НИКОНА

До парома доехали на автобусе, оттуда пешком шли больше трех километров к печальной и тягостной для сердца картине. Это был Иверский монастырь сокровенная гордость Руси, которую не смогли разрушить ни Время, ни напасти, и которая сегодня стала любимым местом загородных развлечений новгородских заводчан и их детворы. Достаточно было превратить монастырь в вотчину стеклянно-глазой верхушки. И увы... Что стало с былой славой прадедов наших. Что стало с Иверской святыней - видно уже сейчас и горестно думать о том, какое несчастье маячит вдали. Обратно по понтонному, дышащему мосту мы бежали стремглав от жгучего холода и от стыда.

*

РОЖДЕНИЕ ВОЛГИ

Упорные ледники наступали с натиском неудержимых волн пехоты, но разбившись о теплую твердь, откатывались назад, теряя со своих спин каменных бойцов. Вместе с ними маятником шатались по дорусской земле племена, ныне названные угро-финнами. Неудивительно, что теперь, например, в Саранске неплохо разумеют замысловатые и крепкие идиомы прибалтов, зря их насквозь. Скупая северная природа неожиданно разбросала окрест свои каменные слезы. Вылизанные ледниками (тогда еще безымянные) горушки склонялись на все четыре стороны. С них веером стекали горючие речонки и речонки, да сама матушка-Волга. Рождение ее в этих скорбных местах - одна из великих тайн местной жизни.

*

О Т Т Е П Е Л Ь

Ночью нашему лесу приснилась оттепель. Деревья счастливо заплакали и потемнели стволами. Снежные лапы затеяли пристрелку по подвернувшимся прохожим пластами липкого снега, лепя на плечах и спинах намеки снежков. На продрогшей было теплотрассе приподнялась ядовитого цвета трава. И вообще природа, подозревая подвох и обман, только чуть приспустил снежные одежды, так и не перешагнув их своими стройными ногами. Платье это под каждым деревом тоскливо намокло и заледенело. Зато бдительные вечером фонари, пользуясь крохами оброненной хрупкими ветвями влаги, оделись в радужные юбочки. Во всей местности стало заметно некоторое напряжение. Оно передалось и пешеходам в их шарнирных и осторожных движениях с готовностью вместо "прыжка на добычу" к забегам на четвереньках по ледовым спинам дорожек. В оттепель все буксуют.

*

С Н Е Г У Р У Ш К А

Сегодня на прогулке нам повстречалась Снегурушка. Вернее, мы поднатужились и вылепили девушку из ее собственного тела на радость подобному, но все же другому снежному обормоту, стоящему метров на сто далее вдоль тропинки. Наша красавица родилась в виде активистки тридцатых годов с обширными формами, задумчивым взглядом на окружающую природу и не сходящей с лица улыбкой. Словом, есть на что приятно посмотреть. Она сразу потребовала себе кокетливый берет и туземные бусы на грудь. Все изображение замерло в кювете в позе ушедшей по ноги в землю оперной певицы: руки сцеплены в секретный замок, грудь вздыбилась, елочная прическа "ветерок" реагирует на всякое внешнее волнение. Два-три случившихся прохожих, скользя, остолбенели. А мы негромко смеялись из-за бугра. И жизни ей было семь дней.

*

СЕВЕРНАЯ ДАЧА

Перед моими удивленными и изменившимися глазами предстал пансионат бывший объект номер двести. Был он во времена оно построен на костях. Три тысячи заключенных за один год разбудили и разогнали всех окрестных медведей, измозолили лесоповал и зарылись в землю ради прихоти одного. Держат бесхитростные души на приличной дистанции потайная лесенка, ведущая к слуховому окошку, добрый десяток каминных труб и бойницы-окна, забранные венецианским стеклом, о которое с маху бьются птицы изнутри и снаружи. Обращает к безмолвной древности туркменский ковер на две сотни клейм, соединенных пыльными дорогами сквозь красную пустыню. Над лысеющей головой - дубовый кессонный потолок, хрустальные люстры и бра. Под ногами наборный паркет с таинственными знаками. В огромном кабинете-веранде покоится безмолвный стол под зеленым сукном и оглохшие телефоны "вертушка" отключена. А когда-то все в этой даче жило и готовилось к встрече...