Игорь Наталик - Миражи

ядерной топке груди.

ЦАРАПИНКИ

Отсутствие взаимопомощи и согласия между людьми порождает ежедневные

ливни попреков и тумаков. И грустно, что свидетели этому - дети. Когда

взрослые когтят души друг друга - срамно, но страшно смотреть на царапинки

детского сердца.

Потом, по прошествии времени, все это волной насилия выплескивается

на кривоколенные улицы. И вот уже утром, днем и вечером каждый ощущает

локоть друга. Женский взгляд исподлобья. Люди в драке волос не жалеют.

Нахального человека узнают не по "когтям", а по локтям, по глотке, по

кулакам. Борьба за пресловутое место на кладбище.

Большинству постоянно чего-то не хватает, но зачем же толкаться?

Через головы рвутся иные к призрачным благам, кормушкам, все теряя на этой

дороге.

ЖАЖДА

День за днем изнуренный путник идет по пескам в поисках продолжения

жизни - ускользаемой влаги.

То мелькнувшая в колючках змея покажется ему переливами струйки. То

повеет чуть влажный, идущий от воды ветерок.

Однако дует он из самых сухих уголков, и нужно его опасаться - ведь

вихрем пронесся от моря сквозь зыбкое тело пустыни.

То уколет обнаженную ногу неизвестный ползук - и уже уносится прочь,

будто знает, где скрыта вода и зовет за собою.

Но когда набредет он на оживший колодец, то сам поразится, что

радости нет и в помине. А есть безразличие к наслаждению влагой - ведь

жажда была намного острее. Она иссушила не только губы и кожу. Но,

кажется, даже - и душу.

Нас дорога к желанной воде (пусть глоток - другой: впрок) снова

уводит, пьяня. И запасов не хватит.

А вернутся к тем глоткам уже будет нельзя.

ПИСЬМО МАМЕ

18 января. Здравствуй, всегда неожиданная мама.

Извини, что пишу издалека. Ведь ты хочешь постоянно быть рядом. И

просьб у тебя, заботливой, как всегда - никаких. Впрочем, нет, неизменно

такая: "я хочу, чтобы у сынки было все хорошо". Большего тебе (все

понимающей) почему-то не нужно.

В сердце моем занозой чувство вины за не отправленные в срок

черепашьей скорости письма. Гложет ощущение недоданной сыновьей ласки.

Только заболеешь, непостижимо-мгновенно обостряется страх непоправимо и

навсегда опоздать. Умоляю - береги себя, родная, хоть и знаю, что этого

никогда не умела.

Пусть ни волоска не упадет с родной белоснежной головы. Пусть будет

глубоким и ровным дыханье. Теплое солнышко светит внутри и над челом, а

руки не теряют свою целительную силу. Ведь никто другой не может сделать

того, что играючи делаешь ты.

ЗАВОЕВАНИЕ

Мне кажется, что по-настоящему затронуть душу женщины милой, но пока

бесконечно чужой и далекой можно так.

Необходимо не только быть рядом - вытеснить других мужчин из

окружающего ее пространства. Гораздо труднее прорваться сквозь ткань

внутрь плотного покрывала времени и заполнить его.

Целиком занять будущее - проникнуть и постоянно присутствовать в ее

ожиданиях и желаниях, даже мельчайших.

Не раздражать, но все время быть источником разнообразных

наслаждений - постепенно -подчинить все настоящее.

Дать щедрую пищу воспоминаниям о совместных счастливых минутах, днях

и годах - связать путами памяти ваше общее прошлое.

И если на тебе сосредоточатся все ожидания, наслаждения и

воспоминания безответно любимой тобою женщины, то станешь ей жизненно

необходим - как рука или голова. Кто же захочет отрезать нужный орган

(стать калекой душою и телом) и отбросить его прочь от себя?

Думаю, здесь секрет и загадка успешного завоевания.

ПУШКИНУ

Пушкин умел слушать материнский голос природы, прислушиваться к

вскрикам и всплескам жизни, как никто другой полно ощущал ее вихревое,

космическое течение. Волею судьбы мы катастрофически разминулись во

времени с Александром Сергеичем. Нет случайного у великих: поэт сделал то,

что считал нужным. Сказал ровно столько, сколько счел необходимым сказать.

А потом произнес слово человека в предчувствии ухода: "Мне надо

привести все в порядок". И дом окружающий - бумаги, и дом внутренний

душу.

Во мне с давних времен звучит камертоном чувство виновности перед

Пушкиным - человеком с высоким челом, взлетом легкой души, с максимальной

бескорыстностью и открытостью всему миру. Думаю, что его хватит на всех

нас и наших отдаленных потомков. Но все же в истинном чуде разобраться

очень трудно. Позднейшие поэты пошли лишь вслед - никто не пытается, да и