Игорь Наталик - Парадоксы

Он штудировал немецких философов и одновременно помогал

систематизировать философские книги из собрания одного недавно умершего

питерского профессора, практичная жена которого тут же продала всю книжную

коллекцию в библиотеку.

Наконец Паша добрался до сочинений мрачного Шопенгауэра в переводе

Юрия Айхенвальда (конец XIX века) и стал просиживать в библиотеке ночами.

Заведующая ему доверяла, к тому же штатных сотрудников как всегда не

хватало, а он успел сделать львиную часть черновой работы.

Марина старалась почаще проходить между стеллажами именно там, где

был в тот момент Павел. А тот первое время чувствовал и вел себя чурбан

чурбаном. Казалось, что его ничто не цепляет. Но все же гормоны играли в

молодых телах, чувства буйствовали, и однажды девушка просто не смогла

протиснуться мимо Паши. И причиной этому был не только размер ее налитой

соком жизни груди. Мешало что-то еще.

Тягучие, медовые поцелуи. Мимолетные касания пунцовых губ. И,

наконец, словно электрической дугой нечто замкнуло между ними. Вечерние

занятия к тому времени уже закончились, и однажды они вместе немного

подзадержались.

Оказалось, достаточно слабого случайного касания, чтобы нашу

библиотечную мышку захватило и завертело неведомое ранее ощущение скорой

развязки. Старенький рабочий стол казался мягким, уютным и теплым.

Мариночка упала на спинку и увлекла за собой Павлика. Оба они оказались

неопытными, трепетными и даже если бы ничего тогда не произошло, им все

равно было бы хорошо вместе.

Не было ни испуга, ни боли - ведь в нее ворвался раскаленным

метеоритом ее желанный и любимый человек.

Мариночке было просто хорошо и не хотелось ни о чем думать.

А теперь у них двое детей-школьников. Мальчик и девочка.

*

Ф Е В Р А Л Ь

Я возвращалась домой поездом через Москву после студенческих каникул

вместе с папой и старшим братом. Четвертым в нашем купе был веселый

голубоглазый великан Коля, который почему-то представился моряком. Хотя,

на мой взгляд, к морю он был не ближе, чем к балету.

В дневное время мы с удовольствием дружно перекидывались в картишки

и болтали ни о чем. Разговаривали в основном Коля с отцом, а я молчала и

думала о своем.

В нашей семье никто никогда не курил, и было классно, что Николая

тоже не тянуло прочь из купе - отравиться. Мы иногда выходили с ним вместе

на коротких остановках. Или тесно стояли у вагонного окна, любуясь бешено

проносящейся мимо нас Россией.

Ближе к вечеру после вечернего туалета, когда очередь уже

рассосалась, мы как-то само собой задержались в конце вагона подольше.

Коленька вел себя вполне прилично. Даже почитал мне свои, весьма неплохие

стихи. Слегка приобнял, поводил губами по моей руке и по шейке. Меня

тронуло, что с поцелуями не приставал, а гладил меня ровно столько,

сколько хотелось самой. Между нами начало искрить. Вначале - понемногу, а

потом все сильней и сильней.

Но тут пошел умываться мой папахен. Он-то нас и спугнул. Смущенные,

отправились мы укладываться бабашеньки. Да, кстати, обе наши полки были

нижними. Больших остановок больше не предвиделось. Соседние купе,

угомонившись, постепенно начали засыпать. Захрапели и "мои" на верхних

полках.

Приоконный столик в купе, оказывается, - замечательное изобретение.

Мой бдительный папа так ничего и не заметил, а Коля времени зря не терял.

Всю эту сладкую ночь я как бы прожила наедине с его нежными и сильными

руками. Внешне мы лежали довольно смирно под своими одеялами, и, мне

казалось, со второй полки ровным счетом ничего не было видно.

Вначале Коленька завладел моею рукой, утянул ее к себе, процеловав

буквально до сухожилий. И языком ее обвивал, и вообще, чуть было не

обглодал. Так сильно ему хотелось.

Наш поезд дернулся, он выпустил мою замученную руку и дал нам

немного передохнуть. А потом его сильные тонкие пальцы пустились в

путешествие по моему вполне созревшему ржаному полю. И как же это было

томительно-сладко. Он прикасался столь трепетно, столь деликатно, словно

боялся обидеть мои раскаленные бугорки своим неловким прикосновением.

И этой заботой, осторожностью и с трудом сдерживаемым накалом он

распалял меня еще больше. Как сказал бы мой милый морячок: концы мы

отдавали вместе. И, по-моему, - не один раз за ту ночь. Я уж - точно.

*

М А Р Т