Семен Подъячев: Среди рабочих

Дойдя до канавы, мужик повернулся, поточил и начал делать свальник. Густой, высокий вал ложился позади его.

— Ну и трава! — громко сказал он подошедшему хозяину.

— А что… хороша? — радостно спросил тот.

— Малина!.. Не сено будет, а свинина! В каждом возу пуд меду. Вишь, не прорежешь… кашка… пырей… Зародит же господь!

— Ха-ха-ха! — радостно засмеялся трактирщик. — И то хороша!

— А, чай, дарма досталось… за много ль взял?

Трактирщик не ответил на вопрос и сказал:

— Ну, ладно… косите, а я пойду… Закусить там принесу… водочки… Косите!

— Ступай! — откликнулись мужики. — Ступай, не сумлевайся… не подгадим…

Трактирщик ушел… Мы докончили по прокосу и, видя, что трактирщик скрылся из глаз, сели курить…

— Кури, ребята, отдыхай! — сказал старший мужик, Прохор… — Ну его к лешему… Задаром норовит… Успеем… Выпьем, вот, то ли разговор другой…

— Принесет, небось, бутылку, — сказал другой, — наперстком обносить будет… Дьявол, выжига!.. Коли б не должен, ни в жисть не пошел бы.

— А вы, ребята, что ж у него нанялись, что ли? — спросил Прохор, обращаясь к нам.

— Нанялись, — ответил дядя Юфим.

— Как цена-то?

— Полтина.

Мужик усмехнулся и сказал:

— Глядите в оба… Выжига! Норовит на грош пятаков сцопать.

— Ну?..

— Летось меня так нажог… Заложил я у него шерсть за три с четвертью, пришел выкупать… Насчитал на меня проценту… четыре с гаком содрал… во как! А допреж-то делал до винополии этой самой… Бывалочка (кабак он держал), принесешь курицу, — стоит, скажем, гривенник, «на, говорит, возьми три монеты»… Всем брал, разбойник… Он деньги-то, ишь, в Москве нажил: обобрал кого-то… бают, придушил…

— А то что ж, и верно! — сказал тощий мужик. — От святой жизни, думаешь, разбогатеешь? Как же? Пустишь душу в ад, будешь богат… Он, вон, жену свою родную… Стойте, ребята! — перебил он сам себя. — Идет?..

— Идет и есть… Коси, ребята!..

Мужики вскочили и дружно принялись за работу, делая вид, что не замечают идущего полем под гору трактирщика.

Он подошел, неся в правой руке узелок, а под левой — четвертную, положил все это на землю, утер лицо платком и, немного подождав, вероятно, думая про себя: «ишь, мошенники, навалились… диви, я не знаю!» — крикнул:

— Ребятушки, подходи!

Но «ребятушки» как будто не слыхали его крика: никто не оглянулся.

Трактирщик подождал и опять крикнул:

— Прохор, подходите! Говорю: бросайте!

— Погоди, — ответил Прохор, — прокос пройдем!.. Успеем… время терпит… Стараемся для твоего здоровья!..

Пройдя прокос, он обтер косу, закинул ее за плечо и, не торопясь, пошел к трактирщику.

Остальные мужики сделали то же.

Все мы окружили его, и каждый из нас старался не глядеть на четвертную. Все мы занялись совсем ненужным теперь делом: кто разглядывал косу с таким видом, как будто ее, надоевшую до смерти, видит в первый раз, кто полоскал брусочницу, кто вертел курить…

— Ну, братцы, с начатием… Приступайте!.. Прохор… Аксен… как вас там… подходите!..

Прохор наполнил водкой чашку и, прежде чем выпить, сказал:

— Дай бог тебе управиться за погоду… Да и трава же — не прорежешь! Индо всю поясницу разломило… истинный господь!

Он выпил, утерся рукавом, передал чашку трактирщику, потянулся за куском селедки, осторожно взял его двумя пальцами и спросил:

— Почем селедки-то продаешь?

— Подходи! Подходи! — крикнул трактирщик.

«Обнеся» всех, он вдруг, сделав серьезное лицо, энергично заткнул пробкой четвертную, молча показывая этим, что, дескать, довольно.

— Ну, братцы, — сказал он, — выпили, закусили, начинать пора, а то жарко будет…

— Действительно, пора, — отозвались мужики, не трогаясь, однако, с места, — да и трава — погибель! Зародил же царь небесный!.. Как махнул — так копна! Много ты сена уберешь.

Трактирщик только вздохнул на это, обвел нас всех глазами, взял посудину и сказал:

— Вот что, братцы, поднесу я вам еще по махонькой, а уж вы, того… поналяжьте… Ужо, по окончании, угощенье само собой будет… До пьяна напою!

— Да мы, нешь, из корысти, — загалдели мужики. — Нешь вина не видывали, что ли… Да мы его и пить-то путем не умеем!

Трактирщик, молча, хмурясь, с недовольным лицом и, вероятно, думая про себя: «Знаю я вас… за водку отца родного продадите», стал обносить по другой, но только не по полной.

Эта другая быстро «забрала» мужиков. Они стали поговаривать по-другому. Лица покраснели, глаза стали свинцовые…

— Ну, братцы, давай!.. Начинай! — орали они, не трогаясь с места. — Прохор, заходи!.. Смахнем ноне тебе… Убирай, не зевай! Захар, неча лясь-то точить… дело делать надыть… Заходи… Господи, благослови!..