Так, в своем предисловии к упомянутому выше сборнику известный деятель российского революционного движения большевик П.Н. Лепешинский[27][27], один из организаторов и руководителей (1921-1924) Истпарта, соглашаясь с оценкой Николаевского данной группы документов[28][28], в то же время подчеркивал: "...Разговоры prodomosua (домашние) между П.Б. Аксельродом, В.И. Засулич, Ю.О. Мартовым и А.Н. Потресовым, характеризующие на 3/4 их личные настроения и захватывающие вопросы их частной жизни, не смогут, конечно, вызвать очень жгучего интереса к ним со стороны читателя, который склонен главную дань своего внимания отдавать интересам из истории ВКП(б)"[29][29].
Действительно, в России скоро наступили времена, когда вся история РСДРП сведется к победоносной истории большевизма, а источники, не поддерживающие данного мифа, перестанут представлять "жгучий интерес" и для абстрактного читателя, помянутого Лепешинским, и для историка-профессионала, призванного обслуживать и утверждать официоз.
Вскоре время похоронило и надежды Николаевского и других издателей на широкое распространение в России сборников, выходивших под эгидой "Русского Революционного Архива". Бульшая часть закупленного советской стороной тиража[30][30] была уничтожена, и лишь считанное число экземпляров оказалось надежно запрятанным в спецхраны крупнейших книгохранилищ России.
8
А.М., упоминаемая в первой же строке письма Николаевского, - Анна Михайловна Бургина[31][31], двадцатипятилетняя девушка, за два года до того бежавшая в Берлин из Киева. Это юное взбалмошное существо никак не могло приспособиться к эмигрантской среде, а тем более найти себе занятия по силам.
Симпатизировавший ей Николаевский попытался использовать ее в качестве секретаря, но все возраставший объем работ, необходимость постоянных контактов и даже самостоятельных переговоров с его обширными корреспондентами не оставляли Бургиной времени для учебы. Тогда Николаевский обратился к И.Г. Церетели, намеревавшемуся в это время писать воспоминания, порекомендовав взять ее в помощницы, учитывая, что та не так уж плохо печатала на пишущей машинке.
Предполагалось также, что после переезда и обустройства в Париже Бургина начнет и более систематические занятия. С тех пор в переписке Николаевского и Церетели имя Бургиной начинает появляться все чаще и чаще. К тому же и в Париже она продолжала выполнять отдельные поручения Николаевского, в частности, контактировала с жившим тогда там Ангарским.
Именно ей Ангарский, когда ему пришлось в начале 1924 г. выехать по своим делам в командировку в Лондон, развернуто изложил все свои замечания по поводу только что вышедшего тома переписки Аксельрода с Мартовым, где его не устроили сохранившиеся в мартовских письмах выпады против Г.Е. Зиновьева и нелицеприятные характеристики его.
9
Письмо Церетели Николаевскому от 9 августа 1924 г., с которым он переслал и очередную информацию от Бургиной, содержит также сообщение о поддержке им нового николаевского замысла опубликовать материалы из архива Аксельрода совместно с Д.Б. Рязановым. Письмо интересно и шутливой характеристикой Бургиной: "...Гром и молния, как говорят французы. Клянусь, я не выдумываю - появилась Lensexmachina моих писем - Анна Михайловна, да и еще с огромной эпистолой для Вас в руках. Нечего делать, надо кончать"[32][32].
Впрочем, шутливое сообщение Церетели о Бургиной на этом не заканчивалось. "...Не могу удержаться - продолжил он, чтобы не рассказать Вам о последнем нашем конфликте, закончившемся одним гениальным изречением. Мы шли по улице, где было много французов. А.М., по обыкновению, разглагольствовала без умолку, очень громко.
Я попросил ее помолчать, хоть на время, пока мы пройдем мимо публики, которую поражала русская речь. А.М. промолчала секунд пять и опять заговорила. Я опять повторил просьбу, и тогда она, с мимикой, Вам знакомой, выражающей, что посягнули на самые священные ее права, сказала: "Что Вы мне все мешаете. Никто не обращает на нас внимания: что же я буду зря молчать!"
Слышал я на своем веку выражение "зря говорить", но чтобы это "зря" прибавляли к глаголу "молчать" - в первый раз довелось узнать. Напишите Ваше мнение - у меня все понятия перевернулись". И тут же еще: "... Вы спрашиваете о здоровье А.М. Боюсь ее рассердить, но, по-моему, она здорова". Далее следовала приписка Бургиной: "Не могу молчать!" - должна я воскликнуть вслед за нашим великим моралистом. Ир[аклий] Георг[иевич] настолько искажает истину, что трудно в письме определить границы его фантазии.
Читать дальше