Павел Нилин - Интересная жизнь

ЧЕРЕЗ СИБИРЬ

Все было новым для Бурденко в этом большом путешествии. И не только для Бурденко.

Вся Россия была взволнована сообщением о пуске первых поездов на только что построенной железной дороге через Сибирь.

До этого все рельсовые пути на востоке страны обрывались в Тюмени, в Миасе и в Оренбурге.

Теперь они должны были протянуться до Владивостока.

Бурденко ехал в Сибирь ранней осенью 1897 года, когда еще не все строительство сибирской дороги было завершено, когда недавно насыпанные путевые откосы еще не успели обрасти травой, когда вагоны и придорожные помещения еще сверкали свежей то желтой, то зеленой, то коричневой краской.

Дорога еще достраивалась в районе Восточной Сибири. Однако в газетах не только отечественных, но и заграничных уже именовали ее не иначе как Великий Сибирский рельсовый путь. И сравнивали с недавно построенной Канадской. И высказывали восхищение быстротой строительства Сибирской дороги. Правда, сооружение Канадской было осложнено проходкой сорока туннелей. Зато здесь, в Сибири, надо было не только соорудить насыпи, настлать шпалы и рельсы на огромном расстоянии, не только выстроить депо и множество придорожных зданий, но и перекинуть особой прочности мосты через двадцать восемь больших бурных рек, таких, как Иртыш и Тобол, Обь и Томь, Енисей и Ока, Селенга и Хори.

Пуск первых поездов по Сибирской дороге воспринимался как сенсация, едва ли меньшая, чем сообщение о полете первых аэропланов.

Газеты и журналы на протяжении ряда лет то и дело возвращались к этой теме, особо выделяя мнение иностранцев о возможностях, которые открывает этот путь.

Подумать только, писали в газетах, впервые можно без всякой опаски и даже в сравнительно комфортабельных условиях пересечь до самого океана баснословно богатую и загадочную Сибирь, побывать в самых глухих и живописных местах, недавно еще доступных лишь кочевникам.

В кармане крылатки Бурденко хранил только что выпущенный путеводитель, подробно описывавший и удивительные удобства путешествия и дикие красоты Сибири.

Нарядную крылатку с блестящей застежкой в виде двух бронзовых львиных голов пришлось снять, потому что условия путешествия были, к сожалению, не для всех так комфортабельны, как описывалось в путеводителе.

Было нестерпимо жарко и душно в новом вагоне, остро пахнувшем свежей краской и до отказа набитом пассажирами, как на подбор бородатыми, в длиннополых домотканых рубахах и лаптях. Бурденко они уважительно называли барином или господином хорошим и просили помочь "хучь чем-нибудь".

Чуть позднее Бурденко снял с себя и галстук бабочкой, и пиджак, и брюки в полоску, заменив все это рубахой и холщовыми штанами, в которых обычно работал дома, помогая матери по хозяйству.

Так будет, пожалуй, проще, и легче, и натуральнее, тем более что он не барин и помочь этим людям ничем не может.

Люди эти назывались переселенцами, вернее, ходоками переселенцев. Они ехали с худосочных земель Центральной России как бы на разведку в неведомую Сибирь.

Впрочем, как заметил Бурденко, разговорившись позднее с пассажирами из других вагонов, многие ехали в Сибирь, похоже, с робким намерением попытать, поискать счастья, приглядеться, выяснить, уточнить первоначальные сведения, почерпнутые из газет и разговоров.

Поезд составлен был из разных вагонов, разного цвета и разного достоинства. И пассажиры были соответственно разные. В модных шляпах котелках и канотье. В твердых суконных картузах и форменных фуражках. В лаптях и смазных сапогах. В длинноносых штиблетах и в очень модных мягких лайковых ботинках на пуговицах. Коммивояжеры и купцы, чиновники и офицеры, иностранцы и священники размещались в просторных пульмановских вагонах, поблескивавших на солнце толстыми, цельными - во всю раму - стеклами окон. Пассажиры попроще теснились в зеленоватых, будто из тонких досок сколоченных вагонах. И вагоны эти тоже делились на классы.

Бурденко, как владельцу роскошной крылатки и галстука бабочкой, приличествовало занять свое место если не в пульмановском, то хотя бы в одном из классных купированных вагонов. Но тогда билет обошелся бы в лучшем случае в два, если не в три раза дороже. Нет, ему было не так уж худо и в вагоне с переселенцами, с ходоками переселенцев. Много лучше, наверно, чем в двух последних вагонах, которые он разглядел на большой остановке, но подойти к которым не успел - поезд двинулся дальше.

Пассажиры по-разному оценивали железную дорогу, Одни радовались быстроте движения, тому, что несметные богатства Сибири, и в первую очередь ее продовольствие - пшеница и яйца, икра и рыба, мясо и масло, станут доступны всей стране. Другие, соглашаясь с тем, что дорога теперь все оживит и даст большой оборот деньгам и сильный толчок всей коммерции и торговле, огорчались в то же время, что - "глядите, уже сейчас заметно, как серьезно портится народ от этих самых железных дорог, как теряет совесть и приобретает жадность".