Ирина Одоевцева - На берегах Сены

Тогда он действительно казался пророком, и слушатели свято верили, что он "носитель мысли великой".

"Зеленая лампа" заставила многих слушателей (слушателей действительно бывало много, особенно когда заседания происходили в зале "Плейель") серьезнее и лучше понять происходящее и - что не менее важно - самих себя.

"Воскресенья" и "Зеленая лампа" воспитали ряд молодых поэтов, научив их не только думать, но и ясно высказывать свои мысли. Ведь большинство воскресных "заговорщиков" выступали с докладами, предварительно обсуждавшимися на 11-бис, рю Колонель Боннэ, и принимали участие в прениях.

Из всех посетителей "воскресений", кажется, только я одна ни разу не прочла в "Зеленой лампе" доклада, никогда не участвовала в прениях и даже с места не подавала реплик. Все же я, по настойчивому требованию Мережковского, выступила один раз на большом вечере "О любви", двойном вечере в зале "Плейель".

Слушателей собралось на такую интересную для всех тему видимо-невидимо.

Не скрою, что я, как, впрочем, большинство французских ораторов, написала свою речь и выучила ее наизусть, не раз старательно прорепетировала перед зеркалом жесты и мимику. И неожиданно "блеснула красноречием" - ко всеобщему удивлению.

Мережковский даже заявил на последовавшем после вечера "О любви" "воскресеньи", что "речь Одоевцевой была лучше всех". Что, конечно, никак не соответствовало истине. Просто он был удивлен, что и я могу что-то сказать, что-то соображаю. Моя внешность и мой тогдашний легкомысленный вид как будто противоречили этому.

Сам Мережковский произнес на первом вечере блестящую речь:

- Миром правят Нейкос и Филотес, Распря и Дружество - учит Эмпедокл. Или - противоположное, созвучное: Эрос и Эрис, Любовь и Ненависть, Мир и Война. Язва убийства война; язва рождения - Содом. Пол с войной пересекается... Кровь сначала загорается похотью, а потом льется на войне...

- Благодарю Тебя, Господи, что я никого не родил и никого не убил. В этой, несколько странной для непосвященных молитве, русский ученик Платона, Вл. Соловьев, соединяет эти две язвы в одну...

- И я поэтому с Соловьевым! - воскликнул Мережковский, ударяя себя в грудь.

Не обошлось и без курьеза. На втором из этих вечеров выступила Тэффи ведь это был полный парад-алле и смотр всех, посещавших "воскресенья".

Тэффи, должно быть сознавая всю ответственность предпринятого ею дела, взялась за него даже слишком глубокомысленно и написала целый ученый доклад - об аскезе.

Когда она в нарядном красном платье появилась на эстраде, в зрительном зале все радостно встрепенулись и заулыбались - наконец-то можно будет посмеяться!

И действительно с первой фразы Тэффи об аскезе, с первой, с трудом произнесенной ею греческой цитаты раздался то тут, то там смех. Должно быть, некоторым слушателям показалось, что это все очень забавно и остроумно, а они одни не понимают такого тонкого юмора. И они на всякий случай стали смеяться.

Тэффи, разложив перед собой большие листы, исписанные ее крупным, неровным почерком, торопливо читала, напрягая голос, чтобы перекричать смех, свой длиннейший обстоятельный доклад. Начала она с языческого аскетизма, всесторонне разобрала египетский монакизм и его три стадии, приведя ряд греческих и латинских цитат.

Она, наконец, после подробного описания жизни св. Антония, сделанного Апаназом (в ней должное место было отведено и свинье св. Антония), перешла к различным мифам, посвященным отцам-пустынникам. О том, как львы похоронили св. Павла в пустыне, о том, как лев - должно быть, уже другой, не из компании тех львов-могильщиков - уступил св. Мальку свою пещеру, о крокодиле, переправившем на своей спине какого-то пустынника через Нил, о картине Веласкеса, изображавшей ворона, принесшего спорящим монахам-аскетам, забывшим среди молитв и споров о Боге подкрепиться монастырской трапезой, хлеб. Теперь хохотал уже весь зал.

Бедная Тэффи все же мужественно дочитала свой ученый доклад. Дочитала до самой последней точки, не пропустив ни одной цитаты.

И слушатели устроили ей грандиозную овацию.

- Ах, уж эта Надежда Александровна! Ну кто, кроме нее, может придумать такое смешное? - восторженно повторяла седая дама меценатской внешности, отбивая свои пухлые, украшенные бриллиантами руки.-- Ах, до чего, до чего смешно! Даст же Бог такой талант человеку!

Тэффи вошла в артистическую красная, краснее своего красного платья, и, остановившись на пороге, развела руками: