Булат Окуджава - Искусство кройки и житья

И я заказал ликер и кофе. И мне принесли рюмку ликера и чашечку черного пойла, но все же... И Сысоев, хохотнув, придвинул к себе графинчик с водкой. В этот самый момент к нашему столу подошли двое, мужчина и женщина, и уселись на свободные места. Они были крепко навеселе, особенно женщина, но тут же заказали поллитра и по порции кислых щей. Женщина долго всматривалась в меня, потом выговорила с трудом: "усики..." и показала черные зубы.

- Помалкивай,- сказал ей мужчина и объяснил нам: - в Архангельск везу, на лесозаготовки...

- Ее одну? - удивился я.

- Зачем одну,- усмехнулся мужчина,- я их тут много навербовал... вот и везу... А вы кто же будете?

- Мы местные,- сказал Сысоев и кивнул в мою сторону:- А он грузин...

- Грузин? - удивился мужчина.

- Ага,- сказал Сысоев и снова кивнул уже на портрет генералиссимуса.

Женщина спала, положив голову на скатерть. Мужчина выпил и вдруг заплакал.

- Але,- сказал Сысоев,- что это ты?

- Письмо ему написать хочу,- сказал мужчина,- чтоб разобрался во всем...

- В чем же? - спросил я.

- Эх, ты...- снова заплакал мужчина,- да у нас там вредители в начальниках... понятно?

-- Пиши, пиши,- сказал Сысоев и кивнул на портрет,- он им даст...

- Конечно,- сказал я.

- Да я не умею,- захныкал мужчина,- как это письмо писать? С чего начинать?.. Не умею... А то еще не так чего-нибудь...

- Давайте я напишу,- вызвался я,- вы мне факты, фактики, а уж я сделаю...

- Он сделает,- сказал Сысоев,- он грузин, он университет закончил...

Как там все это в точности происходило, сейчас уже не помню. Он бормотал что-то, я записывал. "Зачем это мне нужно?" - думал я, а сам записывал, записывал, пока кто-то не произнес над моей головой:

- Ваши документы, гражданин...

Милиционер в малиновой фуражке тянул ко мне ладонь. Женщина спала. Мужчина смотрел дикими глазами. Сысоев зарумянился и сказал тоненько:

- Ой, мне в туалет надобно, я сейчас...

Я выложил на широкую милицейскую ладонь все, что у меня было. Он подхватил и мой блокнот и велел мне следовать за ним.

- Не трожь...- прохрипел мужчина,- не трожь, говорю... И меня повели.

В дежурной комнате сидел капитан с желтым помятым лицом. Милиционер разложил перед ним мои бумаги и сказал:

- Вот, товарищ капитан, гражданин сидел с пьяным и чего-то у него выспрашивал и записывал... Сам не ел, не пил...

- Ну что? - спросил капитан.

- Как это не ел, не пил,- сказал я, слабея,- я съел котлеты с лапшой и ликер выпил...

- А что записывал? - спросил капитан.

- Видите ли...- сказал я.

- Давай его туда,- сказал капитан и кивнул на боковую дверь.

Я зашел в маленькую грязную комнату с лавкой, и дверь захлопнулась, и щелкнул замок.

Шесть квадратных метров. Тусклая лампочка над входом. На окне решетка, за решеткою майская ночь. За дверью - чужой, равнодушный офицер... Несколько минут назад мне хотелось выглядеть человеком. Разве это несправедливо? Да зачем, зачем мне понадобилась эта дурацкая кожа! Я обманывал сам себя, думал я, играя в эту игру с деревенским совратителем, не верил и играл, и вот доигрался... Теперь, когда выяснят, что мои родители... потом усмехнутся понимающе и недобро... Я, конечно, отвечу словами того человека, который везде: в мыслях, в воздухе, в разговорах, в позолоченных рамках - я, конечно, повторю как магическое заклинание сказанное им однажды, что, мол, сын за отца не отвечает... да, но ведь и яблоко от яблоньки... и это тоже надо учитывать, ибо это тоже народная мудрость, а народ не ошибается... Теперь, в наши времена, какой-нибудь молодой человек в подобной ситуации спросил бы с легкой усмешкой ничего не боящегося члена общества: "А почему, собственно, я не могу записывать, что желаю?.." Что ответил бы ему усталый капитан? Действительно, ну достал блокнот, ну записывал. Что дальше?.. Но это теперь... А тогда... Куцый пиджачок и чертовы усики, и рюмка ликера, и пьяный бред о каких-то вредителях, и все это под большим портретом, в то самое время, когда, как мы знали, сотни и тысячи закамуфлированных злодеев шныряли среди нас, записывая, выпытывая, взрывая... Помню, как на лекции о коварстве иностранных разведок лектор сказал: "Западный агент, к примеру, в ресторане выпивает по глоточку и не закусывает. Это бросается в глаза..."

Если бы я сидел в своей деревне, не поддавшись на провокации Сысоева, ничего этого не было бы: ни лихорадки, ни вожделения, ни мучительной дороги в кузове грузовика, ни плавания среди льдин, ни унижения в гостинице, ни этого чудовищного ликера и пьяных рож, ни зарешеченных окон и перспективы насильственного путешествия куда-нибудь подальше, надолго, навсегда... "Где ваши родители?" "Видите ли..." И все. Потому что жалким словам было не в силах перебороть существовавший стереотип. Зачем мне понадобилось это проклятое пальто?..