Юрий Олеша - Записки писателя

Однако через минуту выяснилось, что чудовище небывалой величины есть не что иное, как самое заурядное насекомое, и наблюдатель пал жертвой зрительного обмана, происшедшего вследствие того, что насекомое ползло по паутине на ничтожнейшем расстоянии от наблюдающего глаза, имея в проекции под собой дальние холмы.

Нужно видеть мир по-новому.

Чрезвычайно полезно для писателя заниматься такой волшебной фотографией. И притом - это не выверт, никакой не экспрессионизм! Напротив: самый чистый, самый здоровый реализм.

Надоело смотреть на море,

Иду на зады дачи.

Выхожу за калитку. Степной простор. Вдали трамвайная станция по дороге в Люстдорф.

В степи стоит водопроводная башня. (Описание башни смотри в четвертом отрывке.

Впрочем, там описана другая башня: "нерусская зелень, нерусские окошки"... Здесь никакой зелени. Непосредственно из голой степи торчит семидесятиметровая башня.)

Местность принадлежала некоему Высоцкому. Так она до сих пор и называется в трамвайном маршруте: Дача Высоцкого.

Некогда Высоцкий решил взять в свои руки водоснабжение окрестностей и для того построил башню. Кто-то судился с ним, кто-то откупал у него что-то,- подробности забыты.

Давно заглохла деятельность башни, остались за ней только романтические свойства: доминировать, чернеть на закате, бросать длинную тень и быть оплетаемой полетом стрижей.

Внутрь башни ведет тоннель, где гудят слетающиеся на испражнения мухи,

Однажды на дачу пришла аристократическая старуха с двумя девочками в сарафанчиках. Все трое сели на камни у калитки. Старуха положила на колени книгу.

Золя, - прочел я: "Лурд".

Из книги торчали лапки очков.

Девочки сидели чинно. Я из приличия отошел. По даче несся шопот.

Через десять минут я вернулся.

- Это было наше, - сказала старухи, тыча пальцем в пространство.

- Что? - спросила левая внучка.

- Парк, - сказала старуха.

- Какой? - спросила правая внучка.

- Этот, - ответила старуха.

Никакого парка не было. Было желтое пространство. На горизонте развевались бунчуки кукурузы.

Внучки чинно молчали. Они видели только то, что можно было видеть: степь.

Бабушка видела парк.

А парк был вырублен еще в голодные годы окрестными жителями на топку. Ничего не осталось. Ни одного дуба, ни одной липы. Даже корней не было. Уже много лет, как пространство засевалось рожью. Рожь снята.

Август. Колючки. Кое-где бурьян.

Старуха видит парк. И действительно... я вспоминаю. Гимназистом приехал я на дачу к писателю А. М. Федорову, на которой и сейчас поселился. Действительно, зеленые купы громоздились у подножья башни, белели беседки. Помню: был парк - знаменитый парк Высоцкого.

- Это тоже было наше, - произносит старуха.

- Что? - спрашивает левая внучка. Девочка видит столбики и колючую проволоку - огород.

- Тыква? - спрашивает правая внучка.

- Дом с колоннами. Старуха видит то, чего нельзя видеть. Это похоже на палеонтологию.

Старуха - палеонтолог. Она видит прошлое земли.

Девочки понемногу обалдевают.

- Это тоже было наше? - спрашивает внучка, кивком указывая на трамвайную станцию.

- Да, - отвечает бабушка. - Розариум.

- Что? - спрашивает правая внучка.

- Розариум, - подтверждает бабушка, - это тоже было наше,

Перед ней цветут розы допотопного периода.

Вечером все трое сидят на скамье над обрывом.

Я приближаюсь. Силуэт старухиной головы сердечкообразен.

Восходит луна. Тихо рокочет море.

Прислушиваюсь к беседе.

На этот раз бабушка выступает уже прямо в качестве палеонтолога.

- Море, - говорит она, - образовалось впоследствии. Прежде здесь была суша.

- Она была наша? - спрашивают внучки.

- Да, - говорю я. - Все было ваше! Некоторые ученые утверждают, что луна есть часть земли, оторванная некогда планетой. На месте отрыва образовался Тихий океан. Луна, как видите, существует самостоятельно. Но это ничего не значит. Она тоже была вашей!

1930 г.