Осетров - Гибель волхва

Страх понемногу стал утихать, и мальчик пошел скорее; порой ему слышались голоса людей: они доносились то отчетливо и явственно, то глухо, сметно. Лес все больше делался своим, знакомым, и даже лунный свет стал ярче и будто потеплел.

Вдруг впереди заблестело что-то большое, продолговатое, через мгновение Всеслав понял, что это Клязьма, и двинулся к ней. Он много раз слышал от рыбаков, что в Купальскую ночь вода в реке покрывается серебристым покровом, и вот теперь сам увидел это чудо.

Совершенно неподвижная Клязьма спокойно лежала среди черных, сумрачных берегов. Весь лунный и звездный свет, прилетавший с неба-ирья, полностью растворялся в оде, и она сияла в ночи сверкающим серебряным покровом. Изредка над ней проплывали редкие, как морозное дыхание, клубы тумана и скоро пропадали во тьме леса.

Чей-то выкрик раздался впереди, и звук пронесся над рекой так явственно, что мальчик удивился, что не видит его. Всеслав долго стоял на берегу, глядя на преобразившуюся Клязьму, потом медленно пошел обратно к праздничной поляне. От росы у него намокли ноги и, вспомнив еще об одной примете, он лег ничком и раскинул руки. Земля пахла сыростью, травой; Всеславу почудилось, что в далекой ее глубине слышится неясный шум, он осторожно приложил ухо к холодной, мокрой траве и долго вслушивался в тайну. Потом мальчик несколько раз прокатился по земле - купальская роса была целебной и охраняла от всяких недугов и напастей - и опять замер, теперь уже повернувшись на спину.

Беспредельное звездное небо сверкало над черной землей, из конца в конец его пролег великий Перунов путь, усыпанный алмазными искрами; кое-где на нем темнели черные пятна, но и оттуда вдруг вылетали маленькие звезды и, едва слышно прошуршав по небу, падали за лесом, на край света. Все пространство от земли до неба заполнял голубоватый недвижимый свет.

Всеслав лежал так до тех пор, пока сильно не озяб - намокшая от росы сорочка прилипла к телу, да и воздух вдруг быстро похолодел.

Мальчик поднялся, быстро зашагал вперед. Со стороны поляны все явственней доносились выкрики людей, песни; оставалось завернуть за последние перед Ярилиной плешью деревья, как Всеслав увидел перед собой человека и сразу узнал отца. Тот, осматриваясь, то приостанавливался, то медленно двигался вдоль берега. Увидев Всеслава, отец пошел навстречу.

Когда они сблизились, мальчик негромко проговорил:

- Не нашел я его!

- И ладно, не грусти, ты еще найдешь! - он обнял сына за плечи, и они зашагали к праздничной поляне.

Соломенная Купала ярко горела. Пламя вмиг охватило ее и весело загудело. Вся весь толпилась вокруг; многие нарочно плакали, жалеючи сгорающего бога, но как только огонь сжег Купалу, смерды с выкриками и смехом стали расхватывать обжигающий руки пепел, чтобы посыпать им свою ролью-пашню. Пока одни шумели и толкались, парни принесли молодую тоненькую березку, поставили на месте исчезнувшей Купалы. Бабы и девки быстро украсили березку, и все двинулись к избам.

Небо позади Ярилиной плеши начало светлеть, хотя луна и звезды сияли по-прежнему ярко.

Впереди наряженной березки шли, взявшись за руки, одетые в белое девки и звонко пели:

Ой, дедушка, дедушка, седая бородушка,

Хоть седая борода, разумная голова.

Хоть седая борода, разумная голова.

Пусти меня, дедушка, на улицу погулять,

Пусти меня, дедушка, на улицу погулять.

Я с улицы приду, много песен принесу...

Широкая светлая тропа вела от холма с кумиром на вершине к избам. Постепенно смерды смолкли, и лишь шуршание шагов разносилось в предрассветной темноте. Впереди над русичами колыхалась в лунном свете березка, и на ее тоненьких ветвях трепетали поблескивающие листья и развевались белые и красные ленты. Всеслав не отрываясь глядел на березку.

...Какой давней и чудесной была та ночь. Душа волхва-изгоя, улетавшая в нее, возвратилась, и Всеславу стало так горько, так тоскливо и страшно, что он обхватил голову руками и громко зарыдал. Жгучая боль растеклась по груди, видения памяти пропали, лишь колодезная тьма еще плотнее окружила его.

При первом же стоне Всеслава волк вскочил на ноги, несколько мгновений он стоял неподвижно, вслушиваясь в рыдания человека. Свет звезд, долетавший сюда, чуть освещал шерсть зверя, но, когда он поднял вверх морду, клок неба страшно сверкнул в черных его глазах.

Волк коротко прохрипел и вдруг завыл. Жуткий звук разрывал звериную пасть, потом бился об иссохшие стены колодца и вырывался в ночной мир.