Лев Овалов - Помни обо мне

Она встает.

- Прощайте.

- Когда зайдешь?

- Больше я к вам не приду.

- Что так?

- Уйду в монастырь.

- Ты убежишь оттуда, там приспосабливаются к обстоятельствам еще больше, чем в миру.

- Я найду себе монастырь.

- Долго придется искать...

Да что же это такое? Сам отец Николай все подвергает сомнению... А может быть, в этом и есть его суть? Приспосабливаться, соглашаться... А Тане нужны движение, жертвы, подвиг! Тане хочется противоречить... бороться... Наперекор Юре. Наперекор маме. Всем наперекор.

Она не подходит под благословение, как делала иногда, подражая Прасковье Семеновне.

- Прощайте.

- Господь с тобой.

Она уходит с теми же сомнениями, с какими пришла в этот дом...

Тихо прикрывает дверь. Добрый человек отец Николай, но устал от борьбы. А может, и не боролся никогда. Все приемлет, со всем смиряется. Сама Таня хочет верить с такой силой, чтобы не вступать с собой ни в какие компромиссы.

- Пойдешь завтра к обедне?

- Нет.

- Отца Николая видела?

- Нет.

- Тебя что, опять твои комсомольцы перебороли?

- Нет.

- Да что ты, голуба моя, заладила? Все нет да нет!

- Неправильно все, Прасковья Семеновна.

- Что неправильно?

- Говорят одно, а делают другое.

- Да кто делает-то?

- Да хоть тот же отец Николай. Больше дома отсиживается, а в церкви заправляют ловкачи и хапуги.

- Это кого же ты называешь хапугами?

- Молодых попов. Я наблюдала. У них одно на уме: побольше получить, поскорей отслужить, скинуть рясу и - в гастроном...

- Грех так говорить!

- Да ведь правда!

- Не нам судить пастырей...

- А я не сужу, я только кон-ста-ти-ру-ю.

КЕЛЬЯ

Таня охотно согласилась поехать с Прасковьей Семеновной на кладбище.

Мужа Прасковья Семеновна похоронила давно, но вспоминала о нем постоянно. То-то случилось при Архипе Петровиче, то-то после него, то-то нравилось ему, то-то не нравилось. Архип Петрович оставался для Прасковьи Семеновны высшим, так сказать, судьей в оценке явлений жизни.

По дороге заехали в цветочный магазин. Прасковья Семеновна на свою зарплату живет в обрез, но для Архипа Петровича ничего не жаль, купила горшочек цикламенов.

На кладбище голо, пустынно. Апрельский ветерок подсушил дорожки, кое-где зеленеет ранняя травка, могилы и клумбочки обложены прошлогодним пожухлым дерном. Посетителей мало.

Дошли до кладбищенского захолустья, где ни купцов, ни статских советников, где сплошь невзрачные памятники и кресты, могилы последних десятилетий. Добрались до Архипа Петровича.

Деревянный заборчик синего цвета, ажурный чугунный крестик, купленный Прасковьей Семеновной у какого-то проходимца, вернее всего, позаимствованный продавцом с чьей-то заброшенной могилы, фотография в черной металлической рамке, веночек из жестяных листьев...

Прасковья Семеновна принялась вкапывать в землю горшочек с цветком. Таня пошла побродить по сырым дорожкам. Грустно вокруг, а на душе еще грустнее. Прочитала надписи на памятниках, вернулась обратно.

Прасковья Семеновна замерла на скамеечке, лицо у нее отсутствующее, должно быть, молится, земля сырая, на коленях сейчас не постоишь.

Чтобы не потревожить ее, Таня опустилась на скамеечку по соседству, молится и не молится, но тоже задумалась, не сразу поняла, что ее о чем-то спрашивают.

- Кого, девушка, похоронили?

Даже вздрогнула от неожиданности. Не заметила, как возле нее очутилась эта женщина. В сизом пальто. В клетчатом шерстяном платочке. Лет сорока. Лицо простое и какое-то очень участливое.

- Простите. Спрашиваю: кого похоронили?

- Не хоронила я...

- Значит, еще хуже. Надежду похоронили. Обманул кто или обидел?

- Никто меня...

- Очень уж вы туманная...

Подошла Прасковья Семеновна:

- С кем это ты, Танюша?

Незнакомка встрепенулась:

- Это мама ваша?

- Нет, соседка, в одной квартире живем.

- Говорю, больно грустная ваша Таня. Думала, похоронила кого. Чего ж она сюда?

- Я на мужнину могилку, а Таня за компанию.

- И я к мужу. Рядом с вашим лежит.

Завязался общий разговор - об уходе за могилками, о мужьях - какие это были хорошие люди, как внимательны были к женам.

С кладбища поехали втроем. Незнакомка проводила новых знакомых до самого их дома.

- Очень мне Танюша понравилась, - сказала она на прощанье. - Только чего-то сильно печальна. Не иначе как на душе обида.

- Может, зайдете? - забеспокоилась Прасковья Семеновна. - Чайку сообразим...

Незнакомка отказалась:

- Спасибо, тороплюсь, поздно.