Вячеслав Пьецух - Письма из деревни

Одним словом, спиться все как-то не выходит, несмотря на то что выпиваем чуть ли ни через день. То заедут из соседней деревни Никифоровское гинекологи Говорковы, которые вообще налегают на шампанское, и этот напиток до полуночи льется рекой, фонтанируя и шипя. То сам отправишься в гости к скульптору Хорошьянцу и не заметишь, как вечер промчится за голландским спиртом и разговорами о Дега. То Людмила Георгиевна Зыкина, построившая дом в неближней деревне Михальки, поднесет стаканчик, то выпьешь портвейна с пастухом Смирновым в связи с вредной аграрной политикой, которую проводят районная администрация, губернатор и президент.

Таким образом, если Париж - прежде всего столица веселой мысли и тонкий праздник по вечерам, то наша деревня Устье, Столипинской волости, Зубцовского уезда, Тверской губернии, отчасти Париж и есть.

Письмо пятнадцатое

Немудрено, что в американской провинции, французской, германской, испанской, даже и мексиканской обитает немало русских,- это понятно, потому что все-таки цивилизация, автобусы ходят, никто тебя не обматерит походя и вообще. Но вот почему в наших, глубоко деревенских местах живут иностранцы? этого, кажется, не понять. Ведь глушь всеконечная, дороги непроезжие, которые поэт Афанасий Фет называл "довольно фантастическими", пастухи круглосуточно пьяные, колеса с машины могут снять среди бела дня - и вот, поди ж ты, иностранцы у нас живут...

Живут - это, конечно, чересчур, единственный иноземец, который определился у нас на постоянное жительство,- австралиец (!) Дэвид Олби, огромный детина с косичкой, капиталист-интернационалист, основавший в Зубцове собственное дело по добыче цветных металлов из ничего. Прочие же приезжают погостить на какое-то время, но они заявляются в наши места с такой настойчивой периодичностью, что про них подмывает сказать - живут. Среди прочих: подруги Вероника и Китти, первая англичанка, вторая финка, Фил - голландец, Карл австриец, Евгений Ефимович Циммер - немец, этот, впрочем, из наших, поволжских, немцев, так что все вопросы к его отдаленным предкам, которые еще при Екатерине Великой поменяли саксонские виды на Пугача. Евгений Ефимович, Вероника и Карл имеют в нашей деревне Устье свои дома.

Все-таки это непостижимо: двести тридцать километров от Москвы: шесть километров до ближайшего магазина, где хлеб бывает не каждый день, грязища такая, что без молитвы за руль не садишься, а эти господа обожают наше Устье, как любители попариться - банный день. Правда, виды у нас великолепные: как минуешь деревню Новая, так сразу пойдут ржаные поля в обрамлении густо-розового иван-чая, потом откроется вид на Волгу, несущую в Каспийское море свои васильковые воды, на том берегу стоит какая-то деревенька, тускло-серебряная от дождей, березовые рощи белеют кругом, приютные, как жилье. Но, скажем, австрийца Карла такими видами не проймешь, потому что он вырос среди альпийских лугов и скал, однако в предгорьях Альп у него нет своего домика, а в нашей деревне есть. И ладно если бы у нас земля, строительные материалы, рабочая сила ничего не стоили, а то ведь Карлов дом встал в такую копеечку, что на затраченные средства можно было свободно купить порядочное шале.

Так в чем же дело? Вообще непонятно в чем. Скажем, Карл у нас поселился так: приехал он как-то к приятелю погостить, пили они три дня довольно густой компанией, на четвертый день окрестили австрийца, то есть окунули в бочку с дождевой водой, чтобы привести его в чувство, он отряхнулся по-собачьи и молвил:

- Хочу тут жить.

С тех пор нет для него упоительнее времяпрепровождения, чем наши деревенские посиделки - под гитару, значительные разговоры и сравнительно умеренное питье. Бывало, усядется он напротив гитариста, закажет в шестой раз "До свиданья, друг мой, до свиданья" и слушает, пронзительно глядя в стену, по временам вздыхая и вытирая вафельным полотенцем совсем нашу возвышенную слезу.

Вот в чем, наверное, дело-то: наша культура общения, сам аер*** русскости, должно быть, производит чарующее впечатление на людей, которые дотоле не подозревали, что можно увлекательно поговорить о чем-либо, кроме ипотечного кредита и налога на сверхдоход. А у нас разговоры всё больше о: месте России в европейской семье народов, роли поэзии в жизни зрелого человека, зависимости морального климата от урожайности зерновых, несовместимости духовного начала с рентабельностью производства, литературном даровании евангелистов, свободе слова как первопричине культурного упадка, демократических преобразованиях как предвестнике тупика. Конечно, иностранец ошалеет от таких тем.