Вячеслав Пьецух - Уроки родной истории

Вот что замечательно: безмолвствовал народ-то во все время царствования Ивана Грозного, ни одного заговора, ни одного смятения не отмечают наши хронисты, точно на троне тогда обретался русский Марк Аврелий, а не кровожадный мерзавец и психопат. Но стоило сесть на царство Борису Годунову, человеку нехищному и благоразумному, который завел государственные хлебные запасы на случай неурожая и посылал молодежь учиться за рубеж, как такая на Руси пошла буча, что чудом выжила сама русская государственность и один Бог не попустил польскому королевичу Владиславу занять Мономахов трон. Но стоило прийти к власти душевному человеку и добрейшему государю Алексею I Тишайшему, как разразились два подряд народных восстания и одна крестьянская война, охватившая полстраны. Правда, на жизнь деспота Николая I в теории покушались декабристы, но в действительности уходили-то Александра II Освободителя, который упразднил крепостное право, ввел европейское судопроизводство и собрался было внедрить в России конституционные начала, да не успел.

Отсюда извлекаем такой урок: озлобленность мятежного меньшинства против существующего режима - величина постоянная, поскольку не бывает таких режимов, которые функционировали бы в интересах этого меньшинства; коли французы терпели всех своих Людовиков, за исключением Людовика ХYI, больше всего на свете любившего слесарное дело,то, видимо, всплески народного негодования подчиняются законам гидродинамики и не так зависят от исторической насущности, как от солнечной активности и перепадов атмосферного давления, которое выдумал Блез Паскаль.

Не надо торопиться с выводами; торопиться с выводами - это, как гневливость и уныние - смертный грех.

Вот четыре с лишним века тому назад, когда от родной руки погиб царевич Иван, выдались подряд три неурожайных года, нечаянно наложил на себя руки царевич Дмитрий Углический, а царь Федор Иоаннович все бегал по московским колокольням и трезвонил в колокола; когда уже отравили единственную надежду нашей государственности, воеводу Скопина-Шуйского, и царя Бориса Годунова отравили, задушили юного государя Федора Борисовича, царя Василия Шуйского вместе с патриархатом московским полонили поляки, забили ногами царя-Самозванца, польстившегося на опыт португальского лжекороля Педро, повесили на воротах пятилетнего "воренка", сына Отрепьева и Марины Мнишек; когда в Кремле сидели ляхи гетмана Гонсевского, разбойников на Руси было больше, чем пахарей, матери продавали своих детей на съеденье, - тогда казалось, что России всенепременно пришел конец.

Не тут-то было: долго ли, коротко ли, а и поляки убрались восвояси, и разбойники рассеялись, и отечественная государственность восстановилась в своих правах. Французы, те наверняка не перенесли бы таких испытаний /изнеженная нация, они и двух недель войны с немцами не снесли/, даже бессмертный китайский этнос, поди, приказал бы долго жить, а мы-таки возродились из пепла, как птица Феникс, по той простой причине, что есть такое понятие - русский Бог.

Что он есть, мы не знаем, однако нам вполне достаточно того знания, что он есть. Как же ему не быть, если наша захудалость с лихвой компенсирована великой художественной культурой, если, по логике вещей, мы отнюдь не должны были победить в Великой Отечественной войне, если нам давно суждено спиться, а мы все никак не сопьемся, если большевистскому царству было отмерено пятьсот лет, покуда нефти хватит, а оно просуществовало только одну человеко-жизнь.

Тем не менее мы постоянно торопимся с выводами: стоит какому-нибудь нижнетагильскому дельцу из бывших урок захватить проволочный завод, как мы уже предрекаем конец России и подумываем о заграничном паспорте сквозь удушающую внутреннюю слезу. А все, глядишь, "образуется", как говорит у Толстого лакей князя Стивы Облонского, и жизнь мало-помалу войдет в заветную колею.

Беглый монах Чудова монастыря Григорий Отрепьев, объявивший себя царевичем Дмитрием, обладал такой силой самовнушения, что он и ступал, и говорил, и жестикулировал, и мыслил, как природный Рюрикович, разве что он не спал после обеда и пил постом топленое молоко. За это его и убили, поскольку Москва может простить государственную измену, но если человек не спит после обеда, то он точно не русский и еретик.

Сила самовнушения - это наша отличительная черта. Другой человек всю жизнь считает себя революционером, кровно связавшим свою судьбу с национально-освободительным движением или диктатурой пролетариата, а на поверку он просто неудачник, никчемная фигура, бедняга, не приспособленный к положительному труду. Иной человек всю жизнь считает себя писателем, а на самом деле он краснодеревщик, который не подозревает о своем истинном призвании и по молодости ступил на неправильную стезю. Однако ни у кого так не развита сила самовнушения, как у нынешних русских политиков, которые и ступают, и говорят, и жестикулируют, и стараются мыслить, как настоящие политики, с пользой толкущиеся у государственного руля. Но мы-то знаем, что они - просто несчастные люди, не нашедшие своего места в жизни, у которых слабо развита вторая сигнальная система, и они постоянно путают действительность и слова.