Вячеслав Пьецух - Забытые слова

УРКА. Собирательное существительное, обозначавшее как раз уголовников всех мастей. Значение этого слова и ему подобных (было еще такое существительное - "блатной", огромно по той причине, что это все обидные слова и, следовательно, отвращающие начинающего гражданина от таких занятий, которые оскорбляют само звание - "человек". Почему нынче бандит не стесняется быть бандитом? Потому что слово-то красочное, энергичное, в котором слышится даже что-то героическое, за которым маячат вместе Разин и Робеспьер.

Трудно предвидеть наверняка, но, может быть, положение России не было бы настолько гнетущим, если бы у нас говорили вместо "братвы" - "шайка", вместо "киллера" - "мокрушник", вместо "путаны" - "б...".

СОВЕСТЬ. Как "со-трудничество" подразумевает взаимпомощь, а "со-ревнование" - стремление к цели наперегонки, так "со-весть" означает общность этических установок, союзность мнений, как бы свыше распространенных меж людьми и обязательных для всех. Скажем, при государе Владимире Игоревиче наши пращуры узнали от греков весть, что воровать нехорошо, а греки - от римлян, а римляне - от иудеев, а иудеи - от Моисея, а Моисей - от самого Зиждителя света, материи и времен. Правда, воровать наши пращуры после этого не перестали, но им было точно известно, что это нехорошо.

В том-то и заключается величие и непреходящая насущность понятия "совесть", что психически нормальный человек как-то окончательно убежден: быть добродетельным невыгодно, однако это свойство приветствуется небесами, делать пакости выгодно - но нельзя. В том-то и дело, что "совесть" - не закон, а доказательство бытия Божьего, и никакое учение о диктатуре пролетариата не в состоянии объяснить, почему человек может безобразничать и в то же время осознавать, что безобразничать - грех.

Это правда: человек свободен и зол, то есть больше потому и зол, что свободен, однако его песенка еще далеко не спета, поелику он несвободен от такого беспокойного соображения: вроде бы надуть ближнего будет и весело, и прибыльно, а что-то внутри щемит... Воспитанием этого, во всяком случае, не возьмешь; как показывает практика, у выдающихся педагогов дети мыкаются по тюрьмам, у знаменитых медиков безнадежно больны, у великих мыслителей они даже и не в себе. Да и что такое воспитание, как не передача от отца к сыну той самой блажной вести, которой неоткуда было взяться в эпоху обезьянства, кроме как от Зиждителя света, материи и времен?

Нет ничего особенно страшного в том, что человек действует вопреки абсолютному знанию, - вся история нашего рода представляет собой перманентную войну между обезьяной и теми двумя таинственными генами, которые отличают высшее существо от общественно настроенного примата. И даже, может быть, это единство противоположностей как раз обеспечивает развитие человеческого общества, от родовых приоритетов до института гражданских прав.

Страшно, когда совесть перестает быть сдерживающей и направляющей силой, когда она превращается в пустое слово, отжившее понятие, рудимент. Тогда целая нация соединяется в мнении, что, например, воровать - это и не плохо, и не хорошо, а обыкновенно, как говядина на обед. Тогда отказывают все общественные механизмы, которые на самом деле работают не по Марксу, а по Христу, тогда не нужно бонапартистских поползновений, чтобы зарубить старушку, и не уголовники бегают от милиционеров, а милиционеры от уголовников, а миллионами правит страх.

Коли инстинкт есть внушение Господне, то совесть - прямое наущение Божества. В том и заключается доказательство Высшей Силы, что помимо этой драгоценной трансцеденции - совести - жизнь невозможна, по крайней мере у нас в России, где покамест не бытие определяет сознание, но сознание бытие.

СПЕЦБУФЕТ. Когда в семнадцатом году в нашей стране "всем" стал тот беспокойный элемент, который прежде был именно что "ничем", он принес с собой массу акультурных нововведений, как-то: шестидневную неделю, партийную форму и множество варварских аббревиатур. Все они более или менее напоминали имя царя вавилонского Навуходоносора и вгоняли почти в религиозный трепет беспартийное большинство.

Из этой номенклатуры существительное "спецбуфет", то есть помесь столовой и магазина, где публике, прикосновенной к высшей власти, открывался доступ к таким продуктам питания, о существовании которых простой народ даже не подозревал. (Еще лет тридцать назад только из журнала "Иностранная литература" можно было узнать про баночное пиво и вестфаль