Вячеслав Пьецух - Жена Фараона

- Кать, это ты?

- Представь себе, я, - донеслось как-то неверно, точно уж очень издалека.

- Что-то у меня не получается ничего...

- Ты, главное, не переживай. И почаще вспоминай, чему нас учили в школе: в жизни всегда есть место подвигу, - нужно только, это самое... налегать!

- В школьные годы я училась на круглые пятерки и ходила на босу ногу.

- Ну вот видишь! Как ты была у нас отличница, так ею и осталась, поэтому ты главное - налегай.

- А что с костюмом для этой мымры?

- Она его только что забрала.

- Довольна?

- Не то слово!

- Ну еще бы! Ей на роду написано в дерюжке ходить и веревочкой подпоясываться, а тут ей, можно сказать, Елисейские Поля устроили на дому...

- Вот именно!

- Слушай: а бухгалтер твой не звонил?

- Звонил - а что толку? Он уже третий год только и делает, что звонит.

- Ну, три года - это для собаки много, а для человека считается ничего.

Они еще с полчаса поговорили на общеженские темы, а затем Соня Пароходова вышла проветриться на балкон. Даром что календари показывали конец сентября, погода стояла летняя - хотя и пасмурная, но теплая и сухая. Впрочем, приметы грядущей летаргии уже давали о себе знать: в воздухе чувствовалось что-то сонное, свет был квелым, листья на деревьях потемнели и чуть слышно запахли тленом, на балконе соседнего дома знакомый сумасшедший говорил дикую речь, вытянув правую руку в направлении Тишинского рынка, снегирь сидел на карнизе, хотя снегирям была еще не пора. Вдруг солнечный луч прорезался сквозь сероватую пелену неба и произвел на Соню Пароходову чрезвычайно приятное действие: чувство было такое, как будто вот-вот сама собой составится формула счастья, и от этого в животе делается немного щекотно, к рукам приливает горячая кровь и какая-то жилка осторожно пульсирует в голове. В эту минуту лицо ее осветилось улыбкой, как бы обращенной вовнутрь, и она вернулась к письменному столу.

Через час с небольшим эскиз ее фантастической модели был в общих чертах готов. В связи с этим обстоятельством Соня Пароходова испытала настолько полное удовлетворение, что на радостях выпила целый стакан перно. Затем она села за телефон и принялась раздумывать, кому бы ей позвонить, чтобы поведать про свой успех.

- Кать, это ты?

- Представь себе, я, - донеслось как-то неверно, точно уж очень издалека.

- Что-то у нас телефон плохо работает...

- Завтра велю телефонщикам починить.

- А если и эти пьяные придут?

- Выгоню в шею и подам на их службу в народный суд!

- Теперь суды как-то по-другому называются...

- Хрен редьки не слаще.

- Это, конечно, да.

Они еще с полчаса поговорили на общеженские темы, и в заключение Соня Пароходова пригласила Катерину в один маленький ресторан отметить рождение фантастической модели, но Катерина отказалась под тем предлогом, что с часу на час в ателье должны были доставить лекала, которые Михайлик стяжал у знаменитого московского кутюрье. Повесив телефонную трубку, Соня Пароходова надолго призадумалась, что бы такое ей на себя надеть; в конце концов выбор пал на туфли светло-зеленой замши, строгий костюм из черного кашемира и темно-зеленый шотландский плед.

В четвертом часу дня она вышла из дома, села в такси и покатила в свой маленький ресторан. Шофер ей попался разговорчивый, и дорогой они потолковали о том о сем.

- Неприятная, знаете ли, приходит иногда мысль, - между прочим сказал шофер.

- Вот есть, например, такая страна Уругвай, где, наверное, живет много интересных людей, которые обо мне ничего не знают, и я о них ничего не знаю и не узнаю никогда, будто бы их и нет! А ведь это страшно, во-первых, потому, что жизнь как бы прожита не сполна, а во-вторых, потому, что в некотором роде меня тоже нет... - спрашивается, как жить?!

Народу в ресторане не было ни души, и только два официанта в опереточной униформе, казалось, дремали у стойки, подложив под головы кулаки. Соня Пароходова заказала рюмку перно, бутылку шампанского, салат с креветками, венский шницель и клубничное мороженое на десерт. От шампанского на нее напало лирическое настроение и захотелось поговорить.

- Вот если пожилой человек едет в автобусе, - сказала она официанту, принесшему венский шницель, - а ты хочешь к нему обратиться, что ты в таких случаях говоришь?

- Я в автобусах не езжу.

- Ну, предположим, случился такой казус...

- Я бы сказал: отец.

- А в Англии, представь себе, такого слова в заводе нет! То есть слово, конечно, есть, только они его друг другу не говорят.