Марина Палей: Хутор

Но мне повезло. На хуторе К., в собственном родовом доме, жил да был Олаф Калью - высоченный седой патриарх восьмидесяти семи лет, служивший когда-то в инфантерии российского императора. И он, по особой своей памяти дореволюционной, юношеской, восторженной, - относился к русским иначе: он их другими застал... Наверное, он запомнил давно богатых и давно цивилизованных потомков обрусевшего Рюрика - с напомаженными усами, лорнетами, в цилиндрах и накрахмаленных манишках - и дам, которых и описать-то смертному не под силу... И вот образы именно таких русских он с любовью хранил в своей душе. А на другом хуторе, М. (ну и повезло же мне!), жил врач по имени Василий, потомок декабристов, дед и отец которого родились в Эстонии. Этот Василий, теперь уже пенсионер, так долго жил с семьей в этой округе, так безукоризненно говорил по-эстонски - и пользовался таким высоким авторитетом, что все население лесного побережья говорило о нем в один голос: "Вася - настоящий эстонец" (в переводе на русский: "Вася первоклассный человек"). И вот этот Василий был вдобавок не кем иным, как старинным знакомым той самой Э. Л., которая рисовала мне схемы ("развертывания медсанбата в условиях массированного наступления"), - и вот именно он-то, Василий, лет за десять до моего приезда впервые подбил старого Олафа пригласить Э. Л. с мужем в качестве дачников.

На хуторе, как можно догадаться, таких декадентских словечек не знали не ведали даже и самого понятия "дачники". Хуторяне видывали людей, приезжавших в их края, скажем, из Таллинна, в летние коттеджи, - причем, разумеется, в коттеджи собственные. А так, чтобы снимать углы в чужом доме... чтобы пускать к себе в дом чужих... да еще русских... позор и мерзость. Однако "настоящий эстонец Вася" сумел направить общественное мнение немногочисленных жителей К. в правильное русло - и они, хуторяне, сделали для Э. Л. и ее мужа (кстати сказать, морского полковника) любезное исключение.

Хуторяне - но не родовой клан. И главное, не фактическая глава этого клана - обильная телесами, гривой, криком и дуроломством Ванда. Здесь мне придется сделать дрейф в сторону семейной лютеранской многосерийной драмы. Именно в этом жанре, причем через призму телевизора - а через какую еще? мне видится сейчас вступление к этой истории. Вступление, которое я узнала из писем Э. Л.

...У старого Олафа было три сына. Средний и младший, женившись, ушли на соседние хутора, а старший, Андерс, как положено, остался в родовом гнезде, куда привел себе жену с дальнего хутора. По природе он, к несчастью (в первую очередь к несчастью для старика отца), оказался подкаблучником. Ванда же, напротив, сразу проявила себя своевольной, дикой во гневе, необузданной кобылицей - безнаказанно самодурствующей вдали от своей прямой родни да и вообще от посторонних глаз как таковых. Муженька, распоясавшись, она поколачивала - и регулярно рожала от него детей. Младший ее сын, двухгодовалый Индрек, хорошенький, лобастый, как теленок, и кудрявый, как ягненочек-херувим, был ровесником ее внука Арво - сына старшей дочери. И все бы хорошо, но свекор, который, по мнению Ванды, сильно задержался на этом свете, мало того, что занимал весь нижний этаж - что уж само по себе адскими угольями жгло ей нутро! - так еще затеял пускать туда русских - оккупантов, квартирантов, свиней, "дачников"!

Однако за десять лет Ванда все же пообвыкла и стала воспринимать Э. Л. с ее мужем как некое природно-неизбежное, точнее сказать, сезонное зло. Летом бывают: комары, мухи, змеи, жара, понос у детей, русские дачники. Более того: время от времени она приспосабливала Э. Л. с ее мужем полковником для каких-нибудь несложных работ по хозяйству - сучить какую-то там пеньку, чего-то там валять, катать, чистить - то есть на самом-то деле, присмотревшись к дачникам хорошенько, позволила им войти в святая святых, интимная интимных хуторской семьи: в процесс частного сельскохозяйственного производства. Думаю, толку от них было немного, но зато произошел своеобразный обряд сближения - ну вот как волчица вдруг возьмет и оближет собачьих щенят и примет их в свое логово... (Вариант: овчарка оближет волчат...) Короче, за бескорыстное трудовое рвение питерцев на ниве хуторского хозяйства Ванда их "облизала": согласилась продавать им молодой картофель, молоко, яйца, зелень, ягоды...

Но именно в этой точке времени - именно в этой серии - кинодрама, казалось бы вошедшая в относительно спокойные берега, получает новый градус напряженности. Потому что тут возьми и появись я. С учетом двух уже сработавших на меня предпосылок-везений (Олаф-коллаборационист, Вася-эстонец) мне повезло в третий раз: наступило такое лето, когда Э. Л. и ее муж, по семейным обстоятельствам, поехать на хутор не смогли. И вот тогда Э. Л. порекомендовала старому Олафу меня.