Константин Паустовский - Блистающие облака

По ночам было светло,- я читал Пушкина, не зажигая лампы. Горы зелени тяжело висели над водой, вода была черная и чистая - такой воды я нигде не видел.

Как-то мы катались на лодке, я греб. Она откинула со лба мои волосы, пригладила и сказала:

- Устал, мальчик мой милый?

Мы тихо пристали, вышли. Белые ночи раздражают, путают людей, я тогда как-то забыл об этом.

Проходили мимо купальни. На лодке сидел рыболов, я видел красный уголек его папиросы. Она вдруг сказала:

- Я пойду выкупаюсь, Берг. Подождите меня здесь.

- Я тоже буду купаться.

- Вы? - она искренне удивилась.- Вам ночью нельзя.

- Почему?

- Глупый вы мальчик. Да потому, что вы - цыпленок, еврей!

- Ладно,- ответил я, и у меня похолодело все - мозги, руки, даже живот.- Ладно, идите купайтесь.

Она ушла в купальню. Я быстро разделся и бросился в воду. От обиды я глотал слезы вместе с невской водой, быстро ослаб, меня понесло к середине реки. Я закричал,- мне показалось, что не река несет меня, а море, вспухшее море, и я не вижу берегов. "Все равно,- подумал я.- Пусть!"

Очнулся я на бонах спасательной станции. Меня растирал матрос. Над кущами садов уже розовела заря. Она стояла на коленях рядом с матросом, в купальном костюме, бледная, черные волосы прилипали к ее щекам.

- Берг, я же вам говорила! - крикнула она, когда я открыл глаза.- Вот видите, Берг!

Я сел. Матрос принес мне платье. Она побежала одеваться в купальню. Матрос сказал мне:

- С вашей комплекцией вы плавать опасайтесь. Грудь у вас узковата.

Я поблагодарил его, оделся и пошел пешком к Петербургу. Я слышал, как она звала меня:

- Берг, Берг, куда вы? Берг, сумасшедший!

Она бежала за мной. Я остановился.

- Что с вами, Берг, милый? - спросила она с большой, настоящей тревогой.- Куда вы?

- Оставьте меня,- ответил я глухо.- Я вас ненавижу!

Я отвернулся и пошел через сады к мостам. Она молчала. Я не оглядывался. Вот вам второй случай.

- Вы ненавидите ее и теперь? - спросил Батурин.

- Да, ненавижу.

Батурин усмехнулся. Берг взял папиросу, руки у него задрожали, и он неловко положил ее обратно. Батурин вспомнил, как Берг закаляет себя, его купанья на рассветах, его обдуманное упорство, и вслух подумал:

- Да, это хорошо. Это правильный вывод.

Капитан определил просто:

- Антисемитка!

Дождь звенел в желобе. Казалось, он звенит годы, столетья, так равномерен был этот привычный ночной звук. Оцепененье дождя и мурлыканье Миссури внезапно были нарушены ударом ветра. Он хлестнул по стене гибкими ветками берез, швырнул ворох листьев, капли торопливо застучали в стекла, и в лесу раскатился выстрел из дробовика. Залаял Цезарь. В печной трубе заворочалось мохнатое существо, которым пугают детей, и тяжко вздохнуло. Капитан прикрутил лампу.

- Кто-то мотается около дома,- сказал он, всматриваясь в окно.

Цезарь гремел цепью и хрипел от бешенства. Невидимые шаги трудно чавкали по грязи, потом в окно громко застучала мокрая рука.

- Эй, кто на дворе? - крикнул капитан и подошел к окну. Он нагнулся и рассматривал серое лицо за стеклом.

Человек в мягкой шляпе что-то неслышно говорил, губы его двигались. Ветки хлестали его по спине. Капитан открыл окно,- ворвался ветер, широкий гул леса. Лампа мигнула и потухла. Человек за окном спросил тонким мальчишеским голосом:

- Здесь живет Берг?

Берг бросился отворять. Незнакомец вошел, снял пальто и оказался худым, с легкой сединой в волосах. Его желтые ботинки размокли, на них налипли лимонные листья. Он несколько раз извинился.

- Я больше трех часов искал вашу дачу. Спросить некого, пришел наугад, на огонь.

- Выпейте водки, согрейтесь,- приказал капитан.

- Я не пью.

- А вы так, смеху ради.

Незнакомец с внимательным изумлением взглянул на капитана и выпил.

Это был известный инженер Симбирцев, специалист по двигателям внутреннего сгорания. Берг несколько раз рассказывал о нем капитану. С инженером Берг познакомился в столовой "Дома Герцена", где собирались по вечерам бездомные поэты и праздные люди - любители чарльстона и фокстрота. Инженер был склонен к литературе, любил стихи, писал их изредка и печатал под псевдонимом.

Склонность к стихам Симбирцев тщательно скрывал от товарищей: о стихах он говорил только с немногими поэтами.

В разговоре с капитаном Берг назвал инженера "лириком". Капитан возмутился,- в его мозгу не укладывались два таких враждебных занятия, как моторы и поэзия. Берг же говорил, что, наоборот, в машинах и чертежах больше поэзии, чем в стихах Пастернака. Однажды он назвал океанские пароходы "архитектурными поэмами". Капитан фыркнул и обругал Берга.