Константин Паустовский: Чувство истории

Константин Паустовский

Чувство истории

Хотя я изредка и писал о прошлом, мне трудно считать себя знатоком исторического романа. Поэтому я постараюсь избежать вылазок в теоретические дебри. Не из чувства самосохранения, а по причинам более основательным. Если рецепты в литературе не ведут к добру, то они просто опасны, когда их дает человек, недостаточно компетентный в той области, о которой он взялся судить.

Всю жизнь я писал преимущественно о том, что подсказывали мне мои непосредственные жизненные впечатления. Иными словами, я писал не только современные вещи, но и о современности. Впрочем, это не ограждало меня от странных и вздорных обвинений.

Шесть лет назад я напечатал статью "Спорные и бесспорные мысли", в которой говорил, что наша литература сильно страдает от ошибочного понимания простого и ясного термина "современность". Неверно поступают те, кто подозрительно относится к каждой попытке спокойно разобраться в промахах и слабостях нашей литературы. По их мнению, если изо дня в день твердить, что все обстоит прекрасно, то литература и в самом деле сама по себе станет прекрасной. Этим людям померещилось, что я хочу увести писателей от злобы дня. Ничего подобного у меня, конечно, и в мыслях не было.

В своей статье я говорил,-я продолжаю думать так и сегодня, -что современность не сводится к молниеносному отклику на события дня. Задачи литературы и газеты иногда перекрещиваются, но никогда они не могут и не должны полностью совпадать. Современность выражается не столько в самом жизненном материале, сколько в отношении к нему автора, в его гражданской и художнической позиции. Берясь за историческую тему, писатель не порывает с современностью. Смешно было бы думать, что в "Выстреле" или "Метели" Пушкин приближался к современности, а в "Капитанской дочке" отдалялся от нее. Исторические романы Юрия Тынянова были современными - в самом подлинном и блестящем смысле этого слова.

Возможно, есть писатели, которые ныряют в историю ради самой истории, но прошлое всегда интересовало меня в связи с современностью. И писал ли я о близкой мне по времени действительности или о минувшей эпохе, я ставил перед собой современные цели.

В 1937 году я написал повесть об Оресте Кипренском. Я рассказал в ней историю живописца, который сделал неизмеримо меньше, чем мог, который забыл, что искусство существует не для славы, и пренебрег словами Пушкина о том, что "служенье муз не терпит суеты; прекрасное должно быть величаво". Мне кажется, что судьба художника, изменившего своему высокому ремеслу, променявшего трудный путь исканий на легкую добычу "жизненных благ" и расплатившегося за это тяжело и жестоко, поучительна и в наши дни...

Когда А. М. Горький, задумавший издавать серию книг под рубрикой "История фабрик и заводов", предложил мне на выбор несколько тем, я остановился на старинном Петровском заводе в Петрозаводске, Мне очень нравился Север, и я рассчитывал, что это обстоятельство сильно облегчит мою работу. Я поехал в Карелию. В Петрозаводске я засел в архивах и библиотеках и начал читать все, что относилось к Петровскому заводу. История завода оказалась сложной и интересной.

Тогда же в Петрозаводске я прежде всего написал план будущей книги. В нем было много истории и описаний, но мало людей. Поначалу это меня не смущало.

Я начал писать книгу по плану, но ничего у меня не получалось материал расползался под пальцами. Я был в полнейшем отчаянии и уже собрался махнуть рукой на всю эту работу и уехать в Москву. Спасение пришло совершенно неожиданно. Бродя по окраине. Петрозаводска, я зашел на старое кладбище. На полуразрушенном памятнике я прочел: "Шарль Евгений Лонсевиль, инженер артиллерии Великой армии Наполеона. Родился в 1778 году в Перпиньяне, скончался летом 1816 года в Петрозаводске, вдали от родины".

Какое-то внутреннее чутье подсказало мне, что передо мнои была могила человека незаурядного и что именно он выручит меня. Я попросил старичка, работавшего в местном архиве, разыскать все, что относится к этому французскому офицеру. Несколько дней продолжались поиски. Найти удалось очень немного, но и этого немногого было достаточно, чтобы Лонсевиль ожил в моем воображении. Случайная находка стала для меня настоящим спасением. Чем же объяснить это?

Прежде всего тем, что появился живой человек. Вокруг него естественно и закономерно лег материал о Петровском заводе. Немалую роль сыграло здесь, вероятно, и другое обстоятельство.