Николай Златовратский - Город рабочих

«Надо думать, надо искать средств, но не предрешать вперед, что это невозможно», – припомнились мне слова молодого Полянкина; мне думалось, что он близок к истине уже потому, что близок к самой жизни.

Я продолжал еще «шутить» с детьми, рассказывая им первое, что попадало на язык, когда я заметил, что за нами давно уже внимательно следит какой-то мастеровой, в стареньком камлотовом кафтане и фуражке, сидя на корточках на самом краю плота и низко опустив голову к коленам. Он, казалось, не подавая вида, напряженно слушал нас одним ухом. Когда он заметил, что я пристально наблюдаю за ним, он поднялся и робко, тихо подошел ко мне, молча снял фуражку и улыбнулся. Это был худой, с маленьким, морщинистым, безбородым лицом рабочий, лет тридцати.

– Ребятки-то повеселели, – сказал он мне, показывая играющими глазами на детей. – Славно!.. Хорошо!.. Так душа-то у них и заиграла…

Я тоже улыбнулся на его наивное довольство.

– Вы не здешний, должно?

– Нет, не здешний.

– Славно! Хорошо! – опять как-то умиляясь, протянул он и плавно замахал руками, как крыльями, – а ведь всего только так… словечко… одно словечко… от сердца глубины… А вон уж он и окрылел!

– А вы… тоже не здешний? – спросил я.

– Нет. Я верст за тридцать отсюда, с фабрики…

– По той же части?

– По той же – ножовщики.

– Что же, у вас лучше на фабрике, чем здесь?

– У нас, может, получше кому ни то, потому мы еще при земле… Жены с ребятишками при земле, а мы на фабрике… Ну, все же хозяйство…

– И у тебя есть хозяйствб?

– Есть. Мы четверо живем… вместе.

– Братья?

– Да, братья… Только не родные.

– Все?

– Все.

– И все женаты?

– Все, и дети у всех.

– И сообща все ведете?

– Все сообща… Мы мирно.

– Как же это вы так сошлись?

– Сошлись-то? – переспросил он, как-то странно блуждая глазами, как будто все эти мои вопросы очень мало интересовали его, а мысль его была поглощена чем-то другим.

– Как же вы сошлись? – повторил я опять.

– Сошлись-то? А просто… Вот так же… Я был старший из всех… Бывало, вот эдак же… слово… от сердца глубины… С тем, с другим… Вдумчив я в жизнь-то был… сызмладости… Люблю… Ну, и они меня полюбили… Так и живем… Так, сами по себе сжились…

Он помолчал.

– А много таких-то! Сколь много! Он вздохнул и покачал головой.

– Что же им мешает всем так же соединиться, сжиться?

Он посмотрел на меня долго, внимательно, потом задумчиво сказал:

– От страха.

– Перед чем же?

– От жисти запужаны… А напрасно… Только бы… одно слово… от сердца глубины… всем бы… И окрылеют!.. И… хорошо! Славно!

И он опять замахал плавно руками. Но вдруг глаза у него замигали чаще и чаще, сверкнули в них слезы. Он как-то стыдливо улыбнулся, сконфузился и, натянув на лицо разорванный козырек фуражки, быстро зашагал от нас, но не к берегу, а по плотам, перепрыгивая от одного на другой и все ускоряя шаги, как будто боялся, что мы пустимся за ним вдогонку. Я не мог оторвать от него глаз, пока наконец он не присел опять на самом дальнем от нас плоту, около такой же кучки юных рыболовов. Появление этого странного человека, так совпавшее с моими размышлениями, до такой степени было неожиданно и поразительно, что образ его навсегда запечатлелся в моей памяти. Более чем когда-нибудь мне хотелось остаться с глазу на глаз и поговорить «от сердца глубины» с самыми простыми, невидными людьми.

Я пошел к старику Полянкину в надежде застать его одного дома. Мне так хотелось послушать попросту этого самого обыкновенного старожилого кустаря. Действительно, мои молодые спутники еще не приходили, но у Полянкина я застал гостя, который, впрочем, при моем приходе тотчас же встал из-за стола, с самоваром и закуской, и стал молиться.

Гость пытливо обвел меня глазами и вышел.

– Это приятель у вас был, Павел Мироныч? – спросил я.

– Какой приятель! Так, из своих, сосед.

– А мне показалось, дружны вы.

– Ноне со всяким будешь дружен; еще со врагом-то повадливее ведешь себя, чем с приятелем… Ноне беда…

– Он кто же, кустарь, как и вы?

– Мастер, как и мы! Только что у него заведеньице просторнее… Теперь уж человек десятка на полтора распространился.

– Вот как!

– У нас ведь теперь много таких: у кого на пять человек, на десять, на сорок есть… Всякие!

– Он у вас покупать приходил что-то?

– Да. Уговаривал, вишь, сдай ему товар, что я наработал, вместо чтобы на рынок нести.

– Так он и скупщик?

– Мало ли у нас их! Да признаться, не люблю я его… Из шалаевских молодцов… Горлопан, мироед, везде это шныряет да нюхает… Такой лёза – беда!.. Только спаси бог!.. Вот тебя заприметил, – уж что ни то наплетет… Без этого уж не отстанет!.. Ах, бедовская стала жизнь!.. Без бога, брат, совсем стала жизнь… Эх, приустал! – вздохнул старик, садясь на стул. – Присядь… Вот утром-то к обедне сходил, а потом все вот товар подбирал… Вишь, какая куча! Надо подготовить.