Павел Засодимский - Лютик

В этом детском крике прорывалось такое горе, такое отчаяние, что Лютик вся вздрогнула и сердце ее замерло… Она вошла в сенцы, тихо отворила дверь и вступила в избу.

Хотя день был ясный, но в этом несчастном человеческом жилище было мрачно и темно. Лютик не могла сразу рассмотреть то место, куда она теперь попала, а когда глаза ее немножко свыклись с темнотой, увидела перед собою грязный, щелеватый пол, черную закоптелую печь, закоптелые бревенчатые стены, закоптелый потолок и потемневший образ в переднем углу… Девочка просто пришла в ужас: она еще никогда не бывала в таких домах… Люди, жившие здесь, показались ей еще более жалкими, чем эта закоптелая лачуга.

Какая-то больная женщина почти в беспамятстве лежала на лавке; голова ее покоилась на груде грязного тряпья; какие-то лохмотья, вместо одеяла, покрывали ее; ее сухие, всклокоченные, светло-русые волосы густыми прядями падали на пол; смертельная бледность подернула ее лицо; потухший взгляд ее полузакрытых глаз был мутен, как будто эта женщина уже ничего не понимала и ничего не видела перед собою. Больная беспокойно металась на своем жестком ложе и с трудом поворачивала голову то в ту, то в другую сторону; дыхание со свистом вырывалось из груди; сухие, посиневшие губы шевелились, но ни одного звука не слетало с них… Лишь изредка больная протяжно, тяжело, мучительно стонала.

Тут же у ног больной сидел мальчуган лет 5–6, свесив с лавки свои худые, голые ножонки. Его светлые, льняные волосы свешивались на лоб; лицо его было очень печально, и крупные слезы текли по щекам. Мальчик был худ и бледен. Из-за расстегнутого ворота его синей пестрядинной рубахи видна была впалая, костлявая грудь.

В изумлении исподлобья посмотрел он на барышню, как на необычайное явление, и стал тереть глаза кулаком. Лютик села с ним рядом и ласково взяла его за руку.

– Это кто? Твоя мать? – спросила его Лютик, указывая головой на больную.

– Да! – тихо, чуть слышно промолвил мальчуган, стараясь отвернуться от гостьи.

Он, очевидно, дичился, боялся ее, и девочке стоило большого труда заставить его разговориться. Из отрывочных ответов ребенка Лютик узнала, что мать его заболела уже давно, стала было поправляться, но ее послали в поле на работу и она опять свалилась… «Сегодня ей больно худо… Кабы не померла!..»

– Зачем же ей не дали поправиться и послали на работу? – вполголоса спросила Лютик.

– Надо было сено убирать, вот и погнали… – отвечал мальчуган.

– С кем же ты живешь?..

– Живу с мамкой и с тятькой… еще баушка есть!..

– А где же они теперь? – допрашивала Лютик.

– Тятька на работе, а баушка в лес ушла по грибы… – со вздохом шептал мальчуган.

– Как же они оставили больную одну – с тобой?

– Да как… Тятьке дома сидеть нельзя, работа не ждет… А баушка сердитая, все ворчит… то говорит, что мама притворяется, что ей на работу идти не охота, а то забранится, «хоть бы убиралась, говорит, поскорее, только мешаешь, руки нам связываешь»… Вот мне мамку-то и жаль… За что баушка ее так…

– Пить… пить… – чуть слышно прошептала больная.

– Пить просит… – пояснил мальчуган. – А чего ей дашь… воды нет!

– Как «нет»? Воды-то нет! – живо заговорила Лютик, поднимаясь с лавки. – Отчего же ты не принесешь?.. Вы откуда берете воду?

– Берем-то ее из колодца, да мне не начерпать… – плаксивым голосом отвечал ей мальчуган.

– Так дай ты мне что-нибудь… хоть ведро, что ли… да покажи мне, как черпать… Я сама начерпаю воды! Пойдем! – торопила его Лютик.

Никогда в жизни барышня не хлопотала так усердно о других, да к тому же еще о простой деревенской бабе…

Мальчик взял ведро, и они отправились. Колодец находился среди деревни; колодезный сруб – гнилой, обслизлый, подернутый зеленью наполовину прикрывался такою же ветхой крышкой; с одной стороны колодца помещалась деревянная колода для поива скота, а с другой стороны – корявая рябина раскидывала над колодцем свои жидкие ветви. Мальчуган растолковал барышне, как надо опускать бадью и как потом осторожно поднимать ее вверх, чтобы вода не расплескалась. Бадья, хотя и окованная железом, была не особенно тяжела, но для непривычных рук изнеженной девочки она, разумеется, показалась «страх какой тяжелой». Опустить бадью вниз – в зияющее отверстие колодца – было еще дело довольно легкое, зачерпнуть ею воды оказалось уже труднее, а для того, чтобы вытащить бадью с водой на поверхность земли – Лютику пришлось пустить в ход все свои силы. Опершись коленом на сруб, нагнувшись над темным отверстием колодца, она самым неумелым образом тянула бадью и по своей неловкости легко могла полететь в колодец. А тут еще мальчуган приставал к ней со своими предостережениями…